— Всегда его снимаю: крема и масла забиваются под него, это неприятно и, вообще-то, негигиенично, родная, — передо мной возникло самое невинное выражение лица. Подняв руку, Эдвард продемонстрировал доказательство своей любви — безымянный палец привычно обхватывал платиновый ободок.
Ну, ладно, в последнее объяснение я еще готова была поверить.
— Ты хотя бы представляешь, каких сплетен я сегодня наслушалась? — тихо возмутилась я, опуская глаза и жалуясь на нелегкую долю жены красавчика. Надеясь, что если не мой гнев, то обида помогут выправить его ужасное поведение. — Я чуть с ума не сошла от ревности.
— Ты думаешь, тебе было бы легче, если бы я работал в другой больнице, и ты вообще бы не знала, что и с кем я делаю там? — ухмыльнулся мужчина, нежно обняв меня за талию.
Я вскинула взор, ища в изумрудной глубине честный ответ.
— Ты всем своим взрослым пациентам делаешь эротический массаж?
— Конечно, нет! — возмутился он почти искренне. Почти. Наклонился к самому уху, произнося горячим многообещающим шепотом: — Это удовольствие было и будет эксклюзивно твоим.
Я постаралась подавить дрожь и остаться в здравом рассудке — я с тобой, Каллен, еще не закончила! И так легко не сдамся!
— Ты же понимаешь, что они теперь будут ходить к тебе постоянно и целыми табунами? Ты прикормил их за один день!
— Да мне не жалко, — не понимая моей проблемы, беспечно пожал плечами он.
Я хмуро на него смотрела.
— Да, но в больнице немало длинноногих красивых девиц, которые уже, между прочим, наперебой соперничают за твою благосклонность и делают ставки, планируя женить тебя на себе. Да-да! — подтвердила я, когда его брови изумленно взлетели. — Я сама слышала, как они тебя делили! И ты считаешь, я смогу нормально работать, выслушивая их похотливые фантазии каждый день?! Эдвард, — перебила я его попытку возразить, и я действительно чувствовала себя некомфортно, хотя кое в чем он был прав: работай он в другой больнице, легче бы мне от этого не стало. Возможно, он прав и в другом: даже лучше, если я буду постоянно находиться рядом, это какая-никакая гарантия мужской верности. По крайней мере, если что-то произойдет, то не за спиной, а на моих глазах, и я не стану одной из тех несчастных жен, мучающихся от извечных сомнений. — Мне уже двадцать семь. Рано говорить о старости, но я привыкла думать о будущем наперед, в отличие от тебя! Я не молодею, Эдвард, а ты как был красавчиком, так и остаешься. Рано или поздно какая-нибудь молодуха из интернатуры соблазнит тебя, и ты меня бросишь!
Сказать, что улыбка Эдварда была довольной — это ничего не сказать! Что такого веселого он находил в моих горестных страданиях?