В нежном свете утра упругим, размашистым шагом я двинулась через посеребренные инеем поля к темной полоске леса, которая окаймляла их на горизонте. Еще видны были звезды, но на востоке по небу уже расходились рассветные лучи.

Прежде чем вокруг меня сомкнулся темный ноябрьский лес, я ощутила легкий озноб — предзнаменование удачи. У меня появилась уверенность, что самец никуда не ушел и я найду его на том самом «нашем» месте. Он будет поджидать меня где-нибудь у водоема, и я смогу подобраться к нему и всадить в него заряд картечи. Перекину его через плечо (мне хватит для этого сил, я точно знаю), отволоку тушу домой, а потом приготовлю и съем.

Я шла среди деревьев по вытоптанной людьми и зверьем тропинке, вдыхала холодный воздух раннего утра и думала, что скоро все вокруг покроется снегом настоящей зимы и на некоторое время жизнь на ферме замрет. Ждать оставалось недолго. Вчера вечером диктор тринадцатого канала Кейси Келли, читая прогноз погоды, говорила о наступающих с севера арктических циклонах и о будущих сильных снегопадах в графстве Томпкинс, что для ноября было делом беспрецедентным — даже здесь, в округе Итаки. И прежде влажные, холодные воздушные массы из Канады переваливали через горный хребет и накрывали район Великих озер, вызывая метели и снегопады, но шторм, о котором говорилось в прогнозе, должен был оказаться из ряда вон — в прямом смысле выдающимся. Все это я себе хорошо представляла.

Всего год назад я страдала от невыносимой экваториальной жары в Судане, работая в госпитале при одной из миссий ООН. Начальство не рекомендовало своим сотрудникам жить в подобных климатических условиях более шести месяцев, но обстоятельства сложились так, что я проработала в Судане целый год. Я просто не могла уехать оттуда, видя вокруг себя такое количество больных и голодающих, хотя из-за малярии и дизентерии, которые я там подцепила, и из-за постоянного переутомления превратилась в настоящий ходячий скелет. Груди у меня висели, словно пустые мешочки, попка как таковая исчезла, а кожа, хотя и была покрыта загаром, своим пепельным оттенком напоминала кожу трупа.

Я была слаба, как ребенок, и под конец своей «блистательной» суданской эпопеи могла передвигаться лишь с посторонней помощью. Когда моя бабушка увидела, как меня выкатили из самолета на каталке, она залилась слезами. По пути из аэропорта она поставила мне условие, что я некоторое время поживу с ней на ферме, пока не окрепну и не наберусь сил, чтобы существовать дальше самостоятельно. Ее благосклонность простиралась до такой степени, что она позволила мне пожить на ферме с моей дочерью Эми. Это, признаться, грело душу: дочь целый год жила с отцом, и мне не терпелось снова заключить свою девочку в объятия.