— Да. А Адриан — наш двоюродный брат.

— Друзья детства. Вы, должно быть, мучительно больно переживаете эту утрату.

— И Адриан, я знаю, тоже.

— Да, он очень привязан к вам обеим… особенно к вам.

— О да. Мы с Адрианом всегда были очень дружны.

— Значит, вы в юности изучали археологию?

— Ну это было довольно поверхностно, но меня всегда особенно интересовали гробницы.

— Завораживающая тема, — серьезно проговорил он.

— Сама идея бальзамирования тел настолько устрашающа и хитроумна! Ни один народ не делал ничего подобного. Египтяне упорно совершенствовали это искусство. Помню, как читала об этом в юности — я выросла в доме священника — и меня охватывал благоговейный ужас.

— Вы представляли себя заключенной в такую гробницу?

— Конечно. Они перестали делать это где-то за пятьсот лет до Рождества Христова. Ужасный процесс, когда вынимали все внутренности и наполняли тело кассией, миррой и другими пахучими растениями. Потом вымачивали его в каком-то растворе каустика около трех месяцев, прежде чем обернуть в тонкое полотно и покрыть каким-то липким веществом.

— Как потрясающе интересно было находиться внутри гробницы в ту фатальную ночь… до несчастного случая. Как вы думает, что произошло с мостиком?

— Он был поврежден.

— С какой целью?

— Убить кого-то.

— Теодосию? За что? Что она сделала?

— Может быть, убить кого-то из членов экспедиции.

— Конечно, это мог быть любой из нас.

— Вот именно! Кажется, не имело значения, кого конкретно… лишь бы это был один из вас.

— Вы хотите сказать, что некто просто хотел, чтобы кто-то из нас погиб — как предупреждение другим?