— А откуда ты знаешь, что нет?
— Ну, если ты слышал это от той шалавы, я сказал бы, что источник информации ненадежен. — Он перевел взгляд на Хонор: — Эмили с ней?
— Эмили в безопасности.
— Только не с точки зрения морального разложения.
— Давайте отложим анализ морального облика Тори Шайрах, — перебил его Кобурн. — У нас нет на это времени.
— В этом я согласен с тобой, Кобурн. Твое время истекло.
— Правда? — Кобурн приблизил лицо к лицу Джиллета. — Ты говоришь это с такой уверенностью? Откуда тебе знать наверняка, что мое время вот-вот выйдет?
Глаза Джиллета едва заметно сузились. Кобурн продолжал:
— Близнецы Хокинсы умны, но не кажутся мне достаточно смышлеными, чтобы управлять такой сложной системой, как организация Бухгалтера.
Джиллет посмотрел над головой Кобурна на Хонор:
— О чем это он?
— Эй, — Кобурн постучал по колену Джиллета, снова привлекая к себе его внимание. Когда тот перевел на него яростный взгляд своих глаз, Ли продолжал: — Речь идет о человеке достаточно властном, с комплексом Господа Бога, который регулярно отдавал приказы Фреду и Доралу. Пожалуй, будь у меня деньги, я бы на тебя поставил, Стэн.
— Я не знаю, о ком идет речь.
Кобурн притворился, что смотрит на наручные часы, хотя на самом деле ничего такого на его запястье не было.
— Ты либо очень поздно ложишься, либо очень рано встаешь. Почему у тебя не был сонный вид, когда тебя разбудил звонок в дверь? Почему ты не в пижаме или не в белье? Вместо этого мы видим перед собой мистера Джиллета полностью одетым. И даже в ботинках. Как это так? Почему ты уже начищен и наглажен в такую рань?
Джиллет только молча смотрел на него в ответ.
— Знаешь, как это все выглядит в моих глазах? Похоже, ты наготове, потому что чего-то ждешь. Чего же? Схватки со мной? С федеральным агентом, который потревожил твою преступную цепочку?
От Джиллета волнами исходила враждебность, но он продолжал молчать.
Кобурн медленно выпрямился, по-прежнему не отводя взгляд.
— Единственное, что заставляет меня сомневаться, это то, что ты бы вряд ли мог отдать приказ убить своих родных, свою плоть и кровь. Не потому, что тебе помешали бы моральные принципы, а потому, что твое непомерно раздутое эго не позволило бы уничтожить собственную ДНК.