Константин поднял голову от подушки и посмотрел на нее.

— Ты злишься? Это что-то новое.

— Да, я злюсь, потому что ты говоришь ерунду. Если бы я хотела найти себе другого мужчину, то сейчас в твоей постели не лежала.

— И про то, что я сравниваю тебя со своей бывшей женой, ты бы тоже не говорила. А также не говорила бы о том, что я, изменив тебя, не изменился сам. Я хотел сказать, что соскучился. Надеюсь, это взаимно?

— Мы не закончили разговор, Константин, — возразила Лия, отстраняясь. — Ты до сих пор продолжаешь сравнивать меня со своей женой, и…

— … и это бред, который придумала ты сама. — Он обнял ее и привлек к себе. — Я ни с кем тебя не сравниваю. Ты — та женщина, которую я люблю, и мои бывшие женщины и жены тут не при чем. И, если уж на то пошло, ты не имеешь права отказывать человеку, который отправился от болезни и выбирается в мир живых. Это бесчеловечно.

Лия поцеловала его и потрепала по волосам.

— Ты сумасшедший, а не больной, — поправила его она. — Ради глупой провинциалки, которая, помимо всего прочего, не на один год младше тебя, ты завел служебный роман, а теперь бросаешь к ее ногам весь мир.

— А ты ради больного алкоголика, трудоголика и карьериста, который старше тебя не на один год, бросила мужа. Кто из нас поступил правильнее?

— Не знаю, — покачала головой Лия. — Иногда самые страшные ошибки оказываются правильными шагами.

… Берта, накрывшая стол на веранде, сослалась на то, что уже успела позавтракать, и оставила Константина и Лию в одиночестве.

— Какое чудесное утро! — сказала последняя, после чего закуталась в шаль и добавила: — Правда, чересчур свежо.

— Да, прохладно. Но какой чистый воздух!

Лия разлила кофе по чашкам и потянулась за хлебом.

— Расскажи мне про отца Йосефа, — попросила она. — Каким он был?

— Редким паршивцем, — ответил Константин, принимая чашку. — Солдафон, карьерист, из тех, кто любит выслуживаться и профессионально подлизывается к начальству. По образованию — врач-психиатр, получил степень, после чего пошел служить. Сначала служил обычным врачом, потом за какие-то заслуги ему дали новую должность — предложили вести допросы в тюрьмах, где держали террористов. Потом он попал к нам. Побывал на должности главного аналитика, был консультантом руководителя отдела по ведению допросов. В конце концов, ему надоело жалкое существование, и он собрал целую кучу компромата на своего руководителя, а после этого занял его место. Он, конечно, был профессионалом, надо отдать ему должное. Но как человек он был просто невыносим — ровным счетом никаких понятий о чести, не признавал ничьих авторитетов, и особенно подозрительно относился к людям, которые были либо так же умны и целеустремленны, как и он, либо еще умнее и целеустремленнее. Он видел в них тайную угрозу своему положению. Такого человека он в свое время увидел во мне, и поэтому мы не ладили. Соломинкой, которая сломала спину верблюда, стал наш роман с Нурит, за которой Ицхак пытался ухаживать задолго до меня. Но выбрала она меня, и такого оскорбления он стерпеть не мог.