Это слово, вылетевшее из уст элегантного белокурого гомосексуалиста, прекрасно вписалось в контекст его точной, сдержанной речи. Но это обстоятельство отнюдь не уменьшило раздражение и злость Джока. Любой разумный человек отреагирует на такое оскорбление улыбкой. Только дикарь продемонстрирует обиду. Джок Финли никогда не вел себя, как дикарь. За исключением тех случаев, когда он преднамеренно разыгрывал из себя дикаря.
Он улыбнулся с мягким лукавством.
— Спасибо. Я испугался, решив, что я и правда начинаю нравиться ему. Звезда сделает для тебя гораздо больше, если она не любит, а ненавидит. Он особенно хорош, когда пытается доказать что-то.
Такой реакцией Джок внезапно перехватил инициативу. Теперь Мэннинг пожелал узнать, что произойдет завтра.
— Вы собираетесь давить на него? — спросил фотограф.
— Я добиваюсь идеального дубля. Такого, каким он должен быть. Я не стану давить на Карра. Подталкивать его. Я буду сидеть здесь и ждать, когда получится совершенный дубль. Буду сидеть неделю, месяц, если понадобится.
Мэннинг задумчиво кивнул. Даже если сказанное Джоком нарушало планы фотографа, связанные со следующим заданием, Мэннинг не проявил обеспокоенности. В любом случае сейчас он уже не мог уехать до окончания съемок. Не воспользоваться обещанием Карра предоставить ему эксклюзивное право фотографировать свадьбу Короля и Королевы. И все же Мэннинг не проявил тревоги.
Джок собирался повернуться и уйти, но тут он заметил второго человека, шедшего от загона. Это был Аксель. Не сдержавшись, Финли перевел взгляд с Акселя на Мэннинга; взгляд режиссера был красноречивее всяких слов.
Мэннинг не смутился. На его лице появилась улыбка.
— В Америке это распространено, как яблочный пирог, мой дорогой.
Фотограф отошел от Джока. Заметив режиссера, Аксель свернул в сторону, чтобы не столкнуться с ним. Режиссер посмотрел ему вслед. Сукин сын! Аксель — тоже? Да, Акс — тоже!
Охваченный чувством одиночества Джок направился к своему трейлеру. Внезапно он подумал о юной блондинке из Лас-Вегаса. Подарок от Тони. С умелыми, опытными руками, языком, телом. И ребенком, которому надо удалять миндалины.
Следующий день выдался хорошим. Небо было голубым, практически безоблачным. Джо Голденберг вернулся до завтрака. Джок приготовился к работе. Ему осталось только поговорить с Карром.
Отвергнув стратегию «одного, самого важного дубля», Джок заговорил с Карром сдержанно, спокойно. Прежде всего он спросил о его ноге. Все в порядке, ответил Карр, позволив Финли ощупать голень. Джок тщательно, почти профессионально обследовал ногу Карра, пытаясь найти напряженные мышцы, болезненные места. Отвечая на вопрос Джока, Карр сказал, что не испытывает боли при ходьбе. Тогда Финли поинтересовался: не хочет ли Карр один раз отрепетировать сцену с животным, получившим большую дозу успокоительного? Вспомнить движения, ритм? Карр, похоже, удивился; в его глазах появилась настороженность. Почему Джок думает, что ему необходима репетиция? Он, Карр, сыграл эту сцену дюжину раз перед камерой и тысячу раз — в сознании.