— Может быть, ты предпочла бы что-нибудь другое?

— Нет-нет. «Валентино», так «Валентино».

Их провели в зал и усадили за тот же столик с красной клетчатой скатертью, который они занимали в прошлый раз. В середине его мерцала одинокая свеча в красном подсвечнике.

— Что-то ты подозрительно тихая, — осторожно сказал Джонатан, когда у них приняли заказ.

— Ты сказал, что будешь говорить за нас обоих. Я приехала сюда только затем, чтобы выслушать тебя.

Джонатан тяжело вздохнул. Она не собиралась облегчать ему задачу.

— Начнем с того, что я прошу прощения. Мне следовало рассказать тебе о пожаре. Ты вела себя честно, и я должен был ответить тебе тем же. Я ничего не стал рассказывать, потому что надеялся, что ты утратишь интерес к этой теме и все кончится само собой.

— Ты надеялся, что я утрачу интерес к этой теме? — вздернув подбородок, переспросила она. — Еще бы! Особенно после того как переспал со мной.

У Джонатана заиграли желваки на скулах.

— Я уже говорил, что хотел тебя. Признаюсь, мне приходило в голову, что так легче будет с тобой справиться, но…

Девон толчком отодвинула кресло и встала.

— Я хочу домой.

Следом поднялся и Джонатан.

— Черт побери, Девон, ты обещала выслушать меня!

— Я услышала все, что требовалось. С меня достаточно.

— Ничего подобного! Я еще и не начинал. — Будучи на добрых шесть дюймов выше Девон, Джонатан смотрел на нее сверху вниз, пока девушка не села на место. Стаффорд слегка улыбнулся. При желании он мог запугать кого угодно.

Принесли салат, но никто к нему и не притронулся.

— Как было сказано, — вновь начал Джонатан, когда они остались наедине, — я надеялся, что ты бросишь свой замысел, но лег с тобой в постель, потому что сто лет не желал женщину так отчаянно, как желал тебя.

— Не понимаю, зачем ты завел этот разговор. Что бы между нами ни произошло, все кончено. У тебя есть долг перед семьей, а у меня — перед самой собой.

— Именно по этой причине я тебя и позвал. — И по дюжине других, которых и сам не понимаю.