Светлый фон

— А если нет? Если это засело в нем так же крепко, как и во мне? Представь себе, целых три года ребенка убеждали, что виденное им было сном. Он говорил обо всем отцу, нечаянно проболтался газетчикам, рассказывал врачам и медсестрам — и никто из них не поверил ему. Конечно, он замкнулся и решил молчать. Но его не оставляет мысль: если это было только сном, почему он не может забыть его?

Джонатан порывисто сел. Простыня сползла, обнажив его узкие бедра.

— Он сам сказал тебе это? Сказал, что не может забыть?

— Да.

— А потом заплакал?

— Да.

— Он никогда не плачет. С самого пожара.

— О Боже, Джонатан… Кажется, это очень важно…

— Сомневаюсь. Девон, я не хочу, чтобы ты вмешивалась в это дело. И говорил об этом с первого дня. Я дал доктору Реймонду год. Полгода уже прошло. Он один из самых известных детских психологов страны, в то время как у тебя никогда не было детей.

— Готова держать пари, у него тоже, — упрямо заявила Девон, и у развеселившегося Джонатана приподнялся уголок рта.

— Я не собираюсь спорить с тобой. Особенно после того как мы решили, что играем за одну команду. Но я хочу, чтобы ты пообещала больше не вмешиваться в лечение Алекса.

— Так что, нельзя даже рассказать доктору Реймонду о случившемся?

— Ты будешь там завтра. Если хочешь поговорить с ним — пожалуйста. Но предупреждаю: он не будет в восторге от того, что ты сделала. И не жди, что он поверит хоть одному твоему слову. Не думаю, что он захочет использовать для лечения Алекса историю с привидениями.

Девон вздохнула.

— Наверно, ты прав, но я все еще думаю, что это могло бы помочь…

Джонатан наклонился и поцеловал ее под ухом.

— Обещай мне не вмешиваться. — Он покрывал поцелуями ее шею и плечи, пока Девон не сдалась.

— Ладно, обещаю…

— Вот и хорошо. — Джонатан уложил ее на кровать. — Теперь давай поговорим о более приятных вещах. — Смуглая рука нащупала ее грудь и начала ласкать сосок. — А еще лучше вовсе не разговаривать.

Ее смешок заглушил очередной поцелуй. Она вытянулась и направила в себя его толстое древко. Джонатан был прав — теперь им было не до разговоров.