Посмеявшись над своей неуклюжестью, она вошла в сарай. Внутри было темнее, чем она ожидала. Лилли выбранила себя за то, что не догадалась захватить электрический фонарик: ей хотелось поскорее найти колун и уйти. В сарае всегда водились пауки. А может, и мыши. А может, и змеи. Она всегда боялась одна заходить в сарай.

Хотя все разумные существа в этот день укрылись в своих норах, темнота сама по себе пугала ее. А в сарае к тому же стоял неприятный запах закрытого помещения с земляным полом.

Лилли дала глазам привыкнуть к темноте и огляделась. Колуна нигде не было видно, но она помнила, что он в ящике для инструментов.

Звук собственного дыхания громко отдавался у нее в ушах. Это был еще не хрип, но уже близко к тому. Может быть, она приняла опрометчивое решение, отправившись сюда? При обычных обстоятельствах подобный поход не повредил бы ей и даже не утомил бы. Но после вчерашнего тяжелого приступа астмы, да еще и на таком морозе, ей не следовало так напрягаться. Что ж, тем больше у нее причин поторопиться: забрать топор и вернуться в дом. К Тирни. В постель к Тирни.

Неужели крышка большого деревянного сундука всегда была такой тяжелой? Первая попытка Лилли поднять крышку не удалась. Она сумела лишь приподнять ее на дюйм и сразу начала задыхаться. Ну, если у нее начнется приступ прямо здесь, Тирни замучит ее попреками.

Она чуть присела и обеими руками ухватилась за край крышки. Постепенно распрямляя колени и толкая изо всех сил, она сумела поднять крышку, а когда та встала вертикально, собственный вес увлек ее в противоположную сторону, и она ударилась о стену с грохотом, которого Лилли так и не услышала.

Потому что она смотрела в мертвые, подернутые молочной пленкой глаза Миллисент Ганн.

Дыхание стремительно вырвалось у нее изо рта, но когда она попыталась снова вдохнуть воздух и закричать, то не смогла – у нее изо рта вырвалось лишь сипение.

Лилли инстинктивно попятилась от страшного зрелища, ей хотелось бежать. Она повернулась и застыла на месте, увидев черный силуэт Тирни в светлом четырехугольнике дверного проема. Лилли заметила все сразу. Он надел джинсы и башмаки, но из-под незастегнутой куртки виднелась голая грудь. Она бурно вздымалась и опадала. Значит, он запыхался. Значит, он бежал.

– Тирни… – проговорила она, задыхаясь. – Миллисент…

– Ты не должна была это видеть.

И тут в ослепительной вспышке озарения она поняла, почему так сурово заострены его черты, почему он бросился за ней бегом к сараю полуодетый, почему его ничуть не удивил вид тела Миллисент, бесцеремонно втиснутого в грубо сколоченный ящик с заржавленными инструментами.