«А скажите, вы уверены, они не фальшивые? – спросил он с подозрением, глядя исподлобья. – Я, признаться, не разбираюсь, я их видел-то всего раза два или три, но мне говорили, что бывает всякое».

Николаю стало смешно, он с трудом прятал улыбку. «Неужели, – спросил он с любопытством, – я похож на человека, который обманывает в таких мелочах?» Марк Львович мучительно покраснел и стал бормотать извинения, но Крамской лишь весело махнул рукой и убрал папку в газету. «Бросьте, – сказал он, – не извиняйтесь. Тем более, что, действительно, бывает всякое. Давайте, может, уйдем уже от помойки?»

Печорский, почувствовав, что с чуждым ему бизнесом покончено, как-то сразу приосанился и приободрился. «Конечно, конечно, – проговорил он чуть суетливо, – пойдемте вон туда, к реке. Вообще, если вы не против, может прогуляемся немного? Вы ведь впервые в Сиволдайске – а сейчас такая погода…»

Николай согласился – на берегу становилось все многолюднее, а до встречи с Астаховым, о которой они условились по телефону, оставалось еще не меньше часа. Они вернулись к памятнику с ракетой и задумчивым Гагариным в летном шлеме и, не спеша, побрели дальше. Марк Львович стал вдруг оживлен – было видно, что напряжение покинуло его, и наступило что-то вроде разрядки. Он говорил без умолку, размахивая руками, и сам будто удивлялся своей разговорчивости.

«Вы простите, – обернулся он к Николаю, – что я так болтлив, просто Вы меня растравили своими долларами. Нет-нет, я Вас не виню, но и Вы меня поймите: я ведь впервые в жизни совершаю такой поступок. Все-таки кража, и мне нет прощения. Но отчего-то мне не стыдно – только очень хочется трепать языком».

Крамской лишь промычал что-то в ответ – почему-то, сегодня его ничто не раздражало. «Да, да, – кивнул старик, – но хватит обо мне. Куда интереснее – о городе и об этих людях кругом. Я много думаю обо всем здешнем, хоть, знаете, кому это расскажешь? Однако, город живет – живет, хоть и преждевременно стар…»

«Да, он тонет в грязи, – продолжал Печорский с жаром, – он проваливается под землю, и Волга подмывает его берега, но вот, смотрите, садится солнце, и тут звучит музыка, словно каждый вечер исполняется пьеса. И корабли плывут, расцвеченные, как рождественские елки. А женщины надевают яркие одежды и идут украшать собой улицы – с гордо поднятой головой, словно служа какому-то культу. Всякий праздник – это ведь их заслуга, и, смотрите, они не устают!»

Уступая дорогу шумной компании подростков, они спустились по ступенькам к самой воде и постояли немного, вглядываясь вдаль. Река здесь была нечиста, мелкая волна сгоняла к парапету мусор и радужные пятна, но Николай все равно вдыхал полной грудью вечернюю речную свежесть. На той стороне горели редкие костры, он подумал, что где-то там, в камышах и плавнях, затерялся остров, где они провели долгие часы заточения, но ничто не дрогнуло внутри, на душе было легко и мирно.