— И опять ты играешь ему на руку.

— И это я тоже понимаю. Я хороший полицейский. Ведь я хороший полицейский, Джон?

— Ты хороший полицейский.

— За время работы в полиции я бо́льшую часть своего времени посвятила расследованию поджогов. Работе с уликами, деталями, наблюдению, психологии, физиологии. Я не уличный коп. — Рина вздохнула. — Могу сосчитать по пальцам одной руки, сколько раз мне приходилось обнажать оружие по служебной надобности. Мне ни разу не пришлось из него стрелять. Мне приходилось подавлять сопротивление, но только раз я имела дело с вооруженным подозреваемым. Это было в прошлом месяце. И всю дорогу у меня тряслись руки. У меня был мой девятимиллиметровый, у него — жалкий ножик, но у меня тряслись руки.

— Тебе удалось с ним справится?

— Да. — Рина провела рукой по волосам. — Да, я взяла его. — Она закрыла глаза. — Ладно, я все поняла.

День прошел в рутинных делах. Чтение отчетов, составление отчетов, телефонные звонки, ожидание ответных звонков.

Потом пришло время поработать ногами. Рина отправилась в свой родной район допросить одного из старых дружков Джоуи.

Тони Борелли когда-то был тощим угрюмым юнцом, учился в школе классом старше ее. Его мать, вспомнила Рина, была скандалисткой. Ее излюбленным занятием было, стоя на ступеньках крыльца или высовываясь из окна, орать на своих детей, на соседей, на мужа, иногда на совершенно незнакомых людей, проходивших мимо.

Она умерла от осложнений после инсульта, когда ей было всего сорок восемь лет.

Тони тоже имел немало столкновений с законом. Магазинные кражи, угоны машин без цели присвоения, хранение наркотиков. Когда ему было чуть за двадцать, он отбыл небольшой срок за работу в подпольной мастерской, разбиравшей угнанные машины на запчасти в южном Балтиморе.

Он и сейчас остался тощим — настоящий мешок костей в засаленных джинсах и выцветшей красной футболке. На голове у него сидела серая фирменная кепка с надписью «Автомастерская Стенсона».

Он копался в моторе «Хонды» и вытирал руки большим носовым платком, который когда-то мог быть синим.

— Джоуи Пасторелли? Господи, да я его не видел с тех пор, как мы были детьми.

— В то время вы с ним были неразлучны, Тони.

— Мы были детьми. — Он пожал плечами, продолжая сливать масло из «Хонды». — Да, мы с ним корешились. Считали себя крутой шпаной.

— Вы и были шпаной.

Тони бросил на нее взгляд и криво усмехнулся.

— Да, наверно, были. Это было давно, Рина. — Он покосился на О’Доннелла, который ходил вдоль верстака, словно зачарованный разложенными на нем запчастями и инструментами. — Когда-то же надо взрослеть.