-Я так понимаю, эта малышка и есть Ева, да?- Но ответом мне стало молчание.

Тогда я достал второй снимок, на котором ещё совсем младенцем, голенькой лежала маленькая девочка, улыбаясь беззубым ртом. Видимо её запечатлели после ванной, так как кожа малыша была розоватого оттенка и вся сморщенная. Всё тот же серо-зелёный оттенок глаз выдал Еву.

-Она сожгла большую часть фотографий и картин, что были в доме, но мы со Степаном Сергеевичем сохранили малость.

Я посмотрел ещё раз на пакет и приподнял его, удивлённо пялясь на женщину.

-Малость?- Мои брови взлетели. –У меня за всю жизнь и то меньше фотографий.

-Мы любили фотографировать Еву. Она была очень красивым ребенком.

-Луиза, - Ели слышно снова позвал её я. Она вопросительно на меня поглядела. –Что случилось с ней? Почему она стала уродом?

И вот оно, священное молчание, что поселилось между нами. Женщина смотрела на меня большими глазами, разрываясь на миллион маленьких частей. В ней играла боль, произошедших событий, но и отрада, что все, наконец-то, кончается: та маленькая девочка на снимке больше не страдает, видя своё ужасное лицо в зеркало.

-Ева никогда мне не рассказывала о том, что с ней произошло. Но и я не спрашивал. Боялся, что разворошу прошлое, которое изменило её жизнь и принесло немало страданий.

И вот он, сдающийся вздох, который утопил женщину в собственных воспоминаниях. Она опустила глаза в пол и руками стала перебирать мягкую ткань старого халата, что был на ней. Я тоже не стал разъедать Луизу пронзительным взглядом, поэтому уставился на полиэтиленовый пакет с фотографиями и ладонью нырнул в него, доставая снимок.

-Ева была очень популярна среди сверстников. - На выдохе произнесла она. –Многие её ненавидели, уважали, любили. Но большинство, конечно же, любило её…

Моё внимание не сразу привлекла фотография, а чуть позже, когда Луиза произнесла ту ужасную фразу, которую лучше бы я и не слышал. Мой рот вмиг открылся, когда я увидел молодую темноволосую девушку шестнадцати лет в синем платье и на сцене.

-У её лица взорвалась петарда. На глазах у всей школы, эта чертова петарда взорвалась и испортила ей её прекрасное лицо. Она стала уродом. Моя маленькая Ева потеряла всеобщую любовь и превратилась в замкнутое чудовище, сидящее дома уже целых десять лет.

Воспоминания, как соль, попавшая на рану, стала прожигать меня изнутри. Тот весенний день проскользнул в моей памяти. А грохот и крики девушек, стали чем-то болезненным, схожими с ударами ножа. Вроде бы то, из-за чего я практически не переживал в течение всей жизни, стало для меня самым неправильным и значимым. Раньше я считал себя виновным в смерти матери, но моя была ничем в этой ситуации, по сравнению с тем, какую боль я причинил ей. Моей Еве.