Мы и в самом деле въехали на мост. Мысли лихорадочно метались в голове — у меня слишком мало времени, чтобы принять решение, от которого зависит жизнь дорогого мне человека.

Даже если ты меня использовал, Картер, никто и ничто не заменит мне твоих теплых объятий, нежных поцелуев и трогательной заботы, и я знаю, как нелегко это все тебе дается. Пусть я ошибаюсь, который раз в своей жизни, но я верю тебе, верю в то, что ты хотел нормальной семьи, домашнего очага и наверно даже любви, хотя я клялась себе, что никогда больше не произнесу этих слов по отношению к тебе. Жизнь слишком жестока к нам с тобой, но разве смогу я жить, зная, что именно чувства ко мне привели тебя к страшной гибели? И пусть я сотни раз представляла, как отомщу тебе за свою боль, но я никогда не осмелилась бы на то, что для тебя приготовил Джед Сартари.

— Тебе никогда не понять, что такое настоящие чувства, Джед, — с ожесточением в голосе произнесла я, стягивая с ноги туфлю. Ох, как бы мне сейчас пригодились те самые туфли, в которых я была на показе. — Мне жаль тебя, потому что ни одна женщина в здравом уме никогда не полюбит такое ничтожество, как ты, монстра, идущего по крови других людей ради призрачной цели. И чтобы ты не сомневался в своей ничтожности — Картер любит твоего отца больше, чем своего собственного. Он заслужил свое назначение, заслужил любовь и преданность подчиняющихся ему людей. Ты же всего лишь воспользовался их патриотизмом — как же, никто не поддержал истинного наследника.

Джед что-то хотел ответить, но я не позволила.

— Ты не был для меня бесполым существом, Кир, — тихим, но очень проникновенным голосом произнесла я. — Ты был моим лучшим другом, которого я ценила. Но ты был всего лишь второй ипостасью двуличной твари, ставшей моим персональным кошмаром. Я хочу, чтобы ты умирал с мыслью, что на твоих руках кровь не только невинных людей, погибших из-за твоей алчности, но еще и кровь некогда уважающей и любящей тебя как друга женщины и ее маленького, еще не родившегося ребенка. Гори в аду, подонок! — и я ударила его каблуком зажатой в руке туфли в висок.

Тот, кто работал осведомителем клана, всегда был его непосредственной частью. Универсал в душе, но клановник по рождению, он прекрасно работал на два фронта, сталкивая их лбами несколько лет подряд, преследуя при этом только свои корыстные цели. И патриоты клановой наследственности поддержали его, всячески оказывая помощь. Что из этого получилось — я имею честь видеть и слышать в темном «седане» ночью на трассе в минуте до своей собственной смерти.