Он отступил от Гвен и положил пистолет на пол.

– Увидеть тебя мертвым, – сказал Лерой. – У меня бы голова закружилась от счастья. Честно. Ты себе не представляешь.

Ладлоу ударил Лероя наотмашь по лицу. Лерой едва успел закрыть здоровый глаз.

– Хороший аргумент, – отметил Лерой.

– Я неправильно сформулировал вопрос, – небрежно сказал Ладлоу. – Прими мои извинения. Что сделало бы тебя счастливым на какое-то продолжительное время? Я имею в виду – помимо обычного твоего ассортимента восторгов – избиения людей, которые не могут тебе сопротивляться, беспричинного пьянства в паршивых пабах в Ист Вилледже? Не секс ли?

Лерой поднял действующую бровь.

– Может быть, – сказал он. – Ты многое обо мне знаешь, оказывается.

Он стер плечом кровь с губы.

– Секс, – продолжил лекцию Ладлоу, – есть самый очевидный акт использования власти и подчинения власти, во время которого мужчина играет роль щедрого властителя, а женщина покорной рабыни, упивающейся щедростью и нежностью мужчины и боготворя его, как ее личного Бога. Чем больше покорность женщины, тем больше власти и тем утонченнее опыт. Обычно отсутствует важный элемент – власть над жизнью женщины. Тут блюстители закона забираются к тебе в постель. Об этих мерзавцах невозможно не думать, и поэтому счастье твое, Лерой, неполно. Правительство – самый злостный сексуальный преступник, если хочешь знать. Мой метод позволяет достигать полной нирваны. Никаких похотливых подслушивающих, подглядывающих в моей скромной chambre des plaisirs. Недостаток один – в конце концов я действительно должен женщину убить, дабы продолжать в безопасности мой эксперимент над человечеством. Я не злой, просто у меня нет выхода, даже когда объект мне очень нравится. Впрочем, у меня есть власть позволить жертве жить так долго, как я захочу. Именно поэтому сеансы мои, как правило, долгие.

– Ну и детство у тебя было, наверное, – сказал Лерой. – Ад кромешный.

– Детство как детство.

– Нужно было попробовать альтернативы.

– Прости, как? Какие альтернативы?

– Не знаю, – сказал Лерой. – Литературу елизаветинского периода?

– А, да. Искусство, – Ладлоу издал смешок. – Мне некоторое время было интересно, признаюсь. Но что такое искусство как не толпа жалких неудачников, жаждущих абсолютной власти и ноющих о невозможности ее достижения?

– Есть также амбиция, – заметил Лерой.

– Амбиция есть средство приобретения власти путем завоевывания любви аудитории, – высокопарно сказал Ладлоу, и это в иное время рассмешило бы Лероя. – Я приучил себя не удовлетворяться заменителями.

– Ты пурист, – предположил Лерой, прижимая язык к верхним зубам. Вроде бы на месте.