Открылась дверь. Горничная впустила врача.

– Привет, – сказал врач радостно.

Радость и скука – самые распространенные эмоции, выказываемые врачами при виде больного человека.

– Доброе утро, Доктор Левайн, – сказал Роберт с усилием. Слова были едва слышны. Язык стал толстый, как немецкая сосиска. От усилия заболел мозг. Он бы закричал, если бы не был так слаб.

– Доброе, Губернатор, – радостно сказал доктор. – Наконец-то политика вас свалила.

– Мне больно, – сообщил Роберт без интонации. – Прошу прощения, я не могу с вами сегодня двусмысленно препираться. – Он проглотил слюну. В горле засаднило, а потом стало очень больно. Говорят, у слюны есть какие-то лечебные свойства. Он еще раз сглотнул. Стало больнее.

Доктор Левайн был толстый розовощекий блондин. Костюм его казался купленным в дешевом универмаге, а чемоданчик на барахолке. Он присел небрежно на край кровати, пощупал Роберту пульс, и сказал, —

– Ну, посмотрим, что у нас есть.

От него пахло дезодорантом, одеколоном, и потом.

Роберту настроение врача совершенно не понравилось. Доктор Левайн был самодовольный, бестактный, некомпетентный фат.

– Как там продвигается дело с кабелем? – спросил доктор.

– Каким кабелем? – Роберту было трудно сосредоточится на лице доктора.

– Давайте измерим температуру. Не прикусите градусник. Лежите недвижно. Давеча вы утверждали, что можете привлечь голоса, если пообещаете бесплатное кабельное телевидение каждому гражданину Республики. Вы упомянули вкусы тупых представителей среднего класса, которым такие вещи нравятся, или что-то в этом роде.

– Я так сказал?

– Да, сказали. Мне, – подтвердил Доктор Левайн. – У вас просто грипп, – добавил он разочарованным и слегка презрительным тоном, который так часто применяют врачи в разговорах с пациентами. – Через несколько дней пройдет.

Роберт попытался прочистить горло. Оказалось – нельзя. Он сказал слабо —

– Это неприемлемо. Мне нужно, чтобы прошло сегодня к вечеру.

– Боюсь, что это исключено, – сказал доктор, радужно улыбаясь, – если, конечно, вы не хотите, чтобы я совершил чудо.

Какой неприятный у него голос – сладкий такой баритон.

Роберт был слишком слаб, чтобы рассердиться.