Я, не веря в это, покачала головой.

– Но он никогда не говорил мне, что был там. Он позволял мне верить в то… – Я не в силах была остановить ни боль в груди, ни слёзы. Я ненавидела слёзы. Слёзы были признаком слабости. Я же не была слабой. Я не хотела быть слабой, но боль была невыносимой.

– Виктория? – позвал меня Трэвис, нежно утирая мои слёзы большим пальцем. – Он был одним из них. Он работал с Дуранте, как и остальные в «Крейвен и Ноулз». Он охрененно глубоко закопался в их дерьме. Я не хочу сказать, что он не помогал тебе. Чёрт, возможно, у него действительно были к тебе чувства, но, блять, ты богатая женщина. Вокруг полно мудаков, которые будут делать и говорить всё что угодно. Тебе не нужно было даже рассказывать ему о том, что происходило на складе: он знал, что ты там делала. Он, на хрен, делал это с тобой.

– Как, Трэвис, как? Как он заразился?

Матрас снова прогнулся, когда Трэвис пошевелился.

– Я не знаю. Могу предположить лишь одно – он приехал на склад после того, как мы уехали. Я могу съездить туда утром и проверить, был ли там кто-то, кто вводил свой код. Если это был он… если это он приезжал на склад, то, наверное, нашёл перчатки и прочую дрянь.

– И прочую дрянь? Ты про хлыст и грёбанную сперму Паркера?

Если это было так, то Броди знал, что я солгала ему.

– Виктория, – сказал Трэвис. – Я ничего не убрал. Если он спустился вниз и касался тех вещей, чёрт, даже одного хлыста, я не знаю. Он мог заразиться через него.

– Ты сказал, что я не могу доверять мудакам вокруг, они сделают и скажут всё что угодно. Ты тоже мудак. Так могу я доверять тебе?

Большая ладонь коснулась моего лица и убрала от щеки волосы.

– Я когда-нибудь утверждал, что не мудак?

– Нет, – ответила я, наслаждаясь теплом его ладони и его честностью.

– Я не знаю, можешь ли ты доверять мне, но одно могу сказать точно – я всегда был честен с тобой.

– Нет, не всегда.

– Что? – спросил Трэвис. – И когда это?

– В машине, когда я заявила, что ты вёл себя мило.

Он наклонился ниже.

– О. – Его голос упал на октаву. – Я не лгал. Я совсем не милый, и мне хочется тебя трахнуть.

Охренеть!