как о своей матери, если это то, о чем ты беспокоишься.

Я улыбаюсь немного с облегчением, и он смеется, глядя на мое лицо.

— Этим ты была обеспокоена? Я облажался. Но не так сильно.

Я расслабляюсь и опираюсь на него, а он потирает руки, чтобы согреть их. Мы

видим наше дыхание. Белые струйки уплывают, когда мы говорим.

Около часа мы болтаем о пустяках: средняя школа, семья и старые животные. Он

смеется, потому что я была черлидером какое-то время. А потом я смеюсь, потому что у

него есть каждый, когда-либо выпущенный, эпизод «Звездных войн».

— Что? — требует он властно. — Это хорошие фильмы.

Я смеюсь и пытаюсь сделать вид, что мои ноги не превратились в глыбы льда, и

что я не слышу его телефон. Он гудит каждые несколько минут. Пакс посмотрел на него

один раз, затем сунул его обратно в карман и с тех пор не смотрел.

— Ты должен ответить? — спрашиваю я его, когда он снова гудит. — Тот, кто