Свора кралась по лесу в полной тишине, даже лошади не всхрапывали, лишь едва слышно поскрипывали колеса доверху груженной телеги. Телегу охраняли сразу четверо, похожие на своего предводителя, шалые, страшные.

– Это они, дед? – Сердце трепыхалось с такой силой, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. – Это красные?

– Это звери, Санька. – Дед смотрел вслед удаляющейся своре, и на его лице читалась тревога. – Нет, они хуже зверей.

– Они же в Макеевку идут! – Только сейчас до Саньки дошло. – Дед, они же к нам!

– Тихо! – На лицо легла шершавая, пахнущая табаком и полынью ладонь, заглушила рвущийся из горла крик. – Не поможем мы им сейчас ничем, даже предупредить не сможем. Пойдем!

Дед тащил его в глубь леса силой, почти волоком. Саня упирался, брыкался, но голоса не подавал, хорошо помнил взгляд красного командира.

В печке тихо потрескивали дрова, в чугунке томились щи, на припечке скворчала яичница. Саня любил простую, но неизменно вкусную еду деда, но сейчас есть совсем не хотелось.

– Давай-ка, Саня, к столу! – Дед заговорил впервые за несколько часов. – Незачем в окно пялиться, нет там ничего.

Дед был неправ, из окна был виден кусочек красного, подсвеченного не только закатным светом, но и огнем пожарища неба.

– Макеевка горит. – Саня отошел от окна. – Дед, они деревню подожгли!