Каменный дом с башенкой в Стэмфорде перешел к Артуру. Тот продал его и, к удивлению всей семьи, взял да переехал в Хьюстон. Племянница Артура, Грейс Рейнхарт-Сакс, была незнакома с дядей и ни разу его не видела.

Дом у озера достался Марджори, матери Грейс. Строго говоря, по закону он принадлежал вдовцу, однако Ева, будучи обладательницей гораздо более роскошного летнего дома на Лонг-Айленде, побывала в Коннектикуте всего один раз. Кроме того, Грейс любила домик больше, чем кто-либо еще из членов семьи, – совсем как мама, дедушка и бабушка, в честь которой ее, собственно, и назвали. Грейс радовалась, что ее тезкой была именно экономная и находчивая бабушка. Однако для всех них, в отличие от Грейс, домик был удовольствием, а не необходимостью.

Куда еще Грейс отправилась бы в тот день, бежав из дома на Восемьдесят первой улице? С собой она взяла только брезентовую сумку, в которую положила одежду Генри, книги и ноутбуки и готовый вот-вот порваться пакет для мусора, куда сложила собственное белье, свитера, предметы гигиены и одну очень дорогую скрипку. Фасад здания уже был освещен, точно кинотеатр перед премьерой. Рядом с двумя машинами телевизионщиков змеились сотни спутанных проводов, а между ними стояла и шумела толпа репортеров. Вот голодные волки и добрались до дома Грейс, а теперь сидят и подкарауливают ее. Однако один из консьержей проявил неожиданную любезность и молча отвел Грейс вниз, в подвал, да еще вдобавок помог донести вещи. Консьерж выпустил Грейс через черный ход в переулок, тянувшийся за домом 35 на Восточной Восемьдесят первой улице. На Мэдисон-авеню консьерж остановил для нее такси и помог уложить в багажник сумки, но от чаевых отказался наотрез. Но за все время в глаза Грейс ни разу не взглянул.

Всего три часа спустя Грейс и Генри ехали на север вдоль реки Со-Милл. Машину взяли напрокат. Холодная, пасмурна я погода полностью соответствовала настроению внутри машины. И Грейс, и Генри сохраняли напряженное молчание. Единственное, что смогла сообщить Грейс, – что с дедушкой все в порядке, и с Евой тоже, однако кое-что все же произошло. Грейс объяснит позже, и – да, она обещает не врать (мысленно она прибавила – не слишком сильно врать). Но сейчас Грейс не может рассказать, в чем дело, потому что ей надо следить за дорогой. Лучше не отвлекаться. Последнее утверждение было истинной правдой. Дорога в здешних местах была извилистая, к тому же сегодня было скользко. Раз или два Грейс готова была поклясться, что видела на земле участки черного льда. Представляла даже, как машину заносит и их с Генри несет непонятно куда. Грейс покрепче вцепилась в руль. От усилий даже разболелась спина. В этот момент Грейс в голову пришла еще совсем новая, непривычная мысль – «Ненавижу тебя, Джонатан».