По озеру скользит каяк, и я киваю сидящей там парочке. Мне теперь не надо скрываться от людских глаз из опасения, что меня узнают. Моя красота поблекла. Я теперь совсем старуха. Пенни, которую они помнят, теперь совсем не та – морщины избороздили ее лицо, а седые космы совершенно не похожи на ее роскошные волосы.

Но Лодочная улица не утратила свою магию, и в этот день она великолепна, как никогда. И на ней снова царит любовь.

Я улыбаюсь, наблюдая, как моя внучка Грэйси играет с маленьким корабликом. Я узнаю в ней себя. Та же жизненная сила, те же искрящиеся глаза.

Я познакомилась с Адой, не совсем близко, конечно. Я не раз наблюдала за ней на причале по утрам. Она часто плакала. У нее, должно быть, нежная душа. И ей, как и мне, нравится вьюнок, который год за годом, сколько от него ни пытались избавиться, обвивает своим тонким стеблем кадки с цветами и ограду. Ада так нежно прикасается к цветам, словно понимает их тайный язык.

Вот она подошла к Алексу и положила голову ему на грудь. Эта женщина любит моего сына. А любовь – это все, что я для него хотела. И теперь он ее обрел.

Я давно простила Наоми и даже Джина. Жизнь слишком коротка, чтобы отравлять ее горечью воспоминаний. И я думаю о Декстере чаще, чем можно было бы предположить. Наши отношения были запутанными, но между нами была любовь, настоящая любовь. Может быть, навестить его, пока не поздно? Я бросила взгляд на очертания Сиэтла, проступавшие на горизонте. Он живет в одном из этих высоких домов…

Чайка села на нос яхты, прямо над буквами, которые я вывела на борту. Я использовала синюю краску и обвела каждую букву золотом. Краска слегка поблекла после стольких лет морских скитаний, но буквы еще различимы. Прекрасное название для моей яхты – «Утреннее сияние». Я рукавом смахнула с него засохшую водоросль и улыбнулась. Нет, не такую жизнь я себе представляла в молодости, но это была прекрасная жизнь. Этот мир я создала сама. И, странствуя по морям из порта в порт, я всегда хранила в своем сердце частичку Лодочной улицы.