Ксаверий внимательно выслушал Сурмилова, ни один мускул в лице его не дрогнул.

– Я все понял, господин Сурмилов. Извольте показать, где я буду жить.

Расторопный слуга отвел шляхтича в сторожку, а вечером дочь закатила Карпу Ильичу совершенно фантастическую сцену со слезами, истерикой и, наконец, обмороком. Так и повалилась бедная на ковер, а когда после нюхательной соли пришла в сознание, то прошептала, словно в беспамятстве:

– Поздно уже, батюшка.

– Вот именно, что поздно. Уж двенадцать пробило. В постельку пора.

– Я не о том толкую. Поздно меня уговаривать. Ксаверий – отец моего будущего ребенка. Если не благословишь наш брак, я пешком за ним уйду. Мне без Ксаверия не жить.

Оставим их одних после этой трагической, душераздирающей сцены, пусть сами разбираются, а мы пройдемся по Петербургу и посмотрим, что делают другие наши герои.

Шамбер в этот момент обретается в совершенно новом для нас месте, а именно на загородной даче генерала Рейхеля и непринужденно беседует с садовником. Садовник, разумеется, немец, русских на эту должность в хорошие дома не берут, потому что они ничего не понимают в мальвах, нарциссах и шпалерных розах. На этот раз Шамбер отказался от бороды и усов и облачился в западное платье.

– А скажи, любезный друг. Может ли сыскаться в этом доме для меня достойная работа?

– Это вам лучше у хозяев узнать, – ответил садовник, с удовольствием отрываясь от работы.

– Вначале лучше потолковать с соотечественником.

– Так хозяин тоже немец.

– Это хорошо.

– А выговор у вас вроде не чистый.

– Я француз. А скажи, друг, дети есть у хозяина?

– Две дочери.

– Значит, гувернер им не нужен.

– И гувернантка не нужна. Они уж на выданье!

– Остается только порадоваться за милых дев, – Шамбер улыбнулся. Добродушная улыбка давалась ему явно с трудом.

– Да радоваться пока вроде нечему. Был жених, ходил в дом, а потом и перестал. Отказали ему. Вот так-то?