– А Ромов?

– А что Ромов?

– Но ведь он едва не задушил Марину.

– Одной Мариной больше, одной меньше, какая разница. К тому же он больше не повторит своих попыток. Я не судья. И тебе не советую брать на себя его обязанности. Забудь об этом. В таких вопросах самое мерзкое – это огласка.

– Вот чего ты боишься.

– Придет время – и ты будешь бояться. Извини. Мне сейчас надо заняться более насущными делами. Мы еще это как-нибудь обсудим. Хотя лучше больше никогда не вспоминать эту историю.

95

Шаповалов сидел в прострации, в голове не было ни единой мысли, словно они по команде разом сбежали от него. И вообще такого равнодушия ко всему и ко всем у него еще никогда не было. И это он, который до самозабвения всегда любил жизнь, неоднократно ставивший ее на кон и всегда в конечном счете выигрывавший партию. Его жизнелюбию завидовали, восхищались, ненавидели, потому что своих противников он побеждал ни столько умом, хитростью и даже ни столько деньгами, сколько этой своей неумной и неукротимой жизненной жаждой. Она сокрушала многие, казалось бы, непреодолимые препятствия, позволяла невозможное превращать в возможное. И вот все это куда-то исчезло. Ничего не осталось, только пепел от сгоревшего дома.

Взгляд Шаповалова упал на компьютер. Наконец-то у него проснулось хоть какое-то желание – разбить эту мерзкую машину в дребезги. Какие пакости она ему еще принесет? Казалось все, что возможно в этом плане, она уже сделала. Но он знает, что это только начало.

Какой уже раз за эти дни Шаповалов вспоминал слова Шаронова о том, что кризис помимо всего прочего – это способ перераспределения богатства. И он почти физически видит картину, как его богатство уплывает в другие руки. А компьютер демонстрирует очень наглядно, как это происходит.

Шаповалов усилием воли заставил себя мысленно вернуться к разговору с сыном. Когда он слушал его, то почти все время думал о другом. И потому то, что сообщил Филипп, не вызвало в нем почти никаких ответных эмоций. Но сейчас к своей радости он почувствовал, как наполняется яростью. Значит, еще не все в нем атрофировалось, значит, еще тлеет надежда на то, что у него есть силы, чтобы бороться. По крайней мере, сейчас он сделает то, что давно назрело, он освободится от надоевшей любовницы. К тому же она становится опасной. Он всегда подозревал, что Алла, если ее припереть к стенке, способна на весьма экстраординарные поступки. Но то, что она попытается убить чужими руками свою соперницу, этого он не ожидал. Она зашла слишком далеко. Тем лучше, она сама сделала свой решающий ход. Сейчас он с него ответит.