– Розалинда, что это?
Вопрос глупый – разумеется, поезд сошёл с рельс. Но почему? И откуда взялся огонь?
– Не знаю, Анна, – хрипит моя подруга, её зубы стучат. Внезапно опять что-то: меняется: из прохода тянет горелым. Пожар?!
– Анна, надо выбираться отсюда поскорее!
– Да! Давай!
Легко сказать, а как сделать? Идти, вернее, ползти по проходу, по бывшей стенке к дверям? Но там может быть огонь, да и где уверенность, что дверь не заклинило? Остаётся окно. То, которое над нами. Огонь через него больше не рвётся? Как бы теперь выбраться?…
– Анна, держись, я сейчас!
Розалинда вдруг сбрасывает туфли и, словно кошка, начинает карабкаться вдоль по скамейке. Прежде чем я понимаю её план, она уже оказывается у окна. Расстёгивает свой поясок, надевает его на оконную рукоятку и затягивает. Конец пояска повисает прямо надо мной. Розалинда нагибается и протягивает мне руку:
– Ну, давай!
Я вдруг обнаруживаю, что стою на бывшей стенке – противоположной той, через которую нам теперь предстоит выбраться. Стенка сильно наклонена, но упираться в неё можно. Первым делом я разуваюсь и передаю Розалинде её туфли, мои, а также обе наши сумочки. Затем, вдохновляясь поддержкой, хватаюсь за её руку и поясок и подтягиваюсь. Школа танцев хорошо меня натренировала – я оказываюсь у окна раньше, чем Розалинда подхватывает меня подмышки.
– Быстрее наружу!
– Да!
Не проходит и минуты, как мы усаживаемся на наружной стороне вагона, переводим дух и осматриваемся. Ветер обдувает наши лица, но не радует – внизу свирепствует пламя, грозящее скоро добраться до нас, отовсюду несётся запах горелого. Солнце уже почти зашло. Из вагона доносятся крики и детский плач. Мы переглядываемся:
– Там дети! Давай попробуем вытащить!
Розалинда улыбается и кивает. Я, вдохновлённая первым успехом, осторожно ползу в ту сторону, откуда кричат, и заглядываю через разбитое окно. Двое детей плачут, ещё малышка лежит без движения, их мать в крови, а мужчина прижимает руки к лицу, словно ослеп. Некогда раздумывать, надо им помочь.
– Сдвиньтесь в сторону! К стене! – кричу я им на хинди, забыв, что здесь больше нет ни стен, ни пола или потолка. Однако мужчина понимает меня – берёт детей, оттаскивает в сторону. С его лица капает кровь. Каблуком туфли сбиваю ощерившиеся зубы осколков оконного стекла. Как бы теперь пробраться внутрь? Прежде чем я успеваю додуматься до чего-то толкового, Розалинда опускает вниз свой благословенный ремешок и завязывает его на оконной раме так же, как перед этим у нас. Мы обе пытаемся спуститься и мешаем одна другой.