Водитель Петровича делает то, что ему сказано, а я сажусь на сиденье и веду машину.

Он неловко горбится на пассажирском сиденье лицом к моему пистолету.

— Сколько тебе лет? — спрашиваю я.

— Двадцать пять, — отвечает он.

Больше, чем мне, но он до сих пор наивен и не может собраться в этой ситуации.

— Тебе известно, кто я?

Он качает головой. Машины не спеша движутся одной линией, но в России это никого не смущает. Никто не таращится на аварию, поскольку такие дорожные происшествия не редкость.

— Я — Николай Андрюшко.

Я слышу его резкий вдох.

— Так ты слышал обо мне?

— Да, Александр говорил. То есть кое-кто говорил, — пищит молодой человек.

Он такой молодой и неопытный, таких, как он, даже неприятно убирать.

— Девушка, которую Сергей привёл в штаб, принадлежит мне.

Тишина. Я думал, что малыш-солдат слишком напуган, чтобы говорить, но когда он, наконец, решается, тон его голоса становится выше:

— Твоя?

— Ты трогал её? Видел? Ты смеялся над её страхом? — выплёвываю я.

Это нечестно, но мне больше не на кого сорваться.

— Не-не-нет, — заикается он. — Я не видел её. Знаю только, что привели кого-то важного, но кого — не знаю.

Мы приближаемся к городу, и я спорю с самим собой, что же делать с этим ребёнком.