Светлый фон

– Иисусе, – вздыхает сидящий за рулем и достает из кармана телефон. – Сынок, твоя девочка у нас. И лучше поговори с ней сам, а то она сейчас выпрыгнет из окна…

СЫНОК?!

У меня в руках оказывается телефон, и я прикладываю его к уху.

– Скай, слышишь меня? Это свои, – говорит Боунс. – Теперь все будет хорошо.

Я не могу ответить, меня душат слезы. Меня переполняет такое облегчение, и тут же посещает жуткая мысль: если бы у меня хватило духу поднять пистолет, я бы могла убить кого-то из них, господи…

– Спасибо, – только и могу сказать я. – За игрушку, за мое спасение, за все…

– Какую игрушку? – настораживается Боунс. «Ах да, ведь эта игрушка не от него», – медленно, по-черепашьи, соображаю я.

– Передай телефон Оливеру, – быстро говорит он. Оливер слушает несколько секунд, что ему говорит Боунс, и неожиданно забирает из моих рук плюшевого щенка. Он слегка сжимает его несколько раз, потом просовывает палец в шов и аккуратно его разрывает.

– Матерь Божья, – бормочет он, глядя внутрь. Окно машины опускается, и Оливер с силой вышвыривает игрушку из машины. Щенок летит по высокой дуге, кувыркаясь в воздухе, и падает в высокую траву. Машина проезжает еще полкилометра и останавливается. Парни выскакивают наружу, громко переговариваются, звонят в «Гарду»[38]. Я с тревогой выхожу из машины вслед за ними и смотрю в ту сторону, куда улетела моя плюшевая собачка. Что происходит? В голубом небе – стайка голубей, воздух, родной, особенный, кружит голову. Там, в заросшем высокой травой поле, наверняка фазаны вьют гнезда, и бегают кролики, и…

Сетчатку моих глаз обжигает яркая, как молния, вспышка. Над полем взметается огненное облако, и я падаю на землю, оглушенная взрывной волной. Глотаю пыль, острые стебли колют лицо. Я лежу, пока мне не помогают встать на ноги. Над местом взрыва понимается столб черного дыма, во все стороны разлетаются полевые птицы. Трясусь и вздрагиваю в объятиях мужчины, который сидел за рулем. Он хмуро молчит, потом заглядывает мне в лицо – да это же точная копия Боунса, только на тридцать лет старше и с бородой как у Конора Макгрегора[39]!

– Иисусе, деточка, какому дьяволу ты перешла дорогу? – говорит он.

Если бы я держала эту игрушку в руках чуть дольше, то сейчас части моего тела разбросало бы по всему полю. И Оливер, и его товарищ, и отец Боунса тоже погибли бы: мгновение – и нас всех нет.

– Мистер Оушен, – бормочу я. – Кажется, мне нехорошо…

– Зови меня Брайан. Но-но-но, только не обморок… Детка… Вот черт…

* * *

Смутно помню, что было после. Кажется, приехала полиция и о чем-то меня расспрашивала. Кажется, я снова потеряла сознание. Кажется, меня осматривал врач: проверил руки-ноги и продезинфицировал порезы на голове. Не знаю, сколько времени я провела на обочине этого поля: час? два? пять? А потом нам всем позволили уйти. Оушен-старший явно был на короткой ноге с полицейскими шишками.