– Планируешь надругаться над могилой моей собаки?
– Не надругаться, а исследовать, – с умным видом поясняю я. – Позволишь?
– Ну, раз исследовать…
– Все, все, идите уже, пока не стемнело, – машет руками Фиона. – А я подожду вас тут в компании своей теплой машины и вот этой волшебной кружки кофе.
– Ты не с нами?
– Выкапывать трупы из мерзлой земли? Моя жажда приключений не настолько велика.
* * *
В воздухе кружится снег, скупое декабрьское солнце золотит надгробия и выбеленные ветром скульптуры. В церкви звонит колокол. Мелодично, торжественно, так, что дух захватывает. Не музыка, но ее далекий предок – серьезный, величественный, не заботящийся о рейтингах, о месте в хит-параде или успехе на радио. Тот, что пережил миллионы легкомысленных песенок и, вероятно, переживет всю нашу эпоху. Забудутся кантри и диско, канут в прошлое рок и джаз, исчезнут инди и тяжелый метал. И только колокольный звон будет жить вечно, гнездясь на вершинах колоколен.
Боунс ведет меня на пригорок, поросший белыми деревьями и уставленный гранитными ангелами. В молочную дымку кружащегося снега, под раскидистое дерево, цепляющееся посеребренными ветвями за небо. Притаптывает жухлую, оледеневшую траву у подножия ствола.
– Где-то здесь… Ищи четыре маленьких столбика. Ну, или кочки…
Он склоняется и трогает ладонью землю. Я сажусь рядом и разгребаю снег и ломкие, почерневшие листья.
– Кажется, нашла. И вот тоже…
– Вытягивай.
Дергаю столбик, но он, похоже, крепко вмерз в землю.
– Что это?
– Барабанные палочки, – улыбается Боунс. – Ник, наш барабанщик, так и не нашел два комплекта своих «Вик Ферс»[58]. Ну, а Кокс где-то здесь, между палочками.
Убедившись, что вряд ли вытяну палочки из земли, я беру лопату и пытаюсь вонзить ее в землю. Острие лопаты ударяется о твердь с мертвым скрежетом. Черт, это будет долго.
– Вот бы где пригодился горячий кофе Фионы, – ворчит Боунс и забирает у меня лопату.
– Ветеран войны и лопата? Не уверена, что это хорошая идея, – протестую я.
– Разве идея обязана быть хорошей? Плохие идеи – самые интересные, на самом деле.