Оглушить обеих этих дурочек, перерезать им глотки, оставить валяться и вонять кровью пополам с клубникой.
Вот что происходит с девочками, забывающими об осторожности. С девочками, не ведающими уважения.
Они что, не видят ее?
У нее зазвенело в ушах, грудь заболела от напора крови. Помогло прикосновение к шокеру, пусть одними кончиками пальцев: давление сразу упало. Лифт ехал вверх, девчачьи голоса разрывали ей барабанные перепонки, и она уже стала вытягивать из кармана шокер.
Двери лифта разъехались, и девчонки вывалились наружу, хохоча, как гиены.
«Следуй плану! — напомнила она себе, злая на свои дрожащие пальцы. — Сосредоточься на Надин».
Но девчонки слишком ее взбесили, вызвали приступ злобы, отчаяния, даже тоски.
Сейчас же выбросить всех их из головы! Надо делать дело!
Вот сделает дело — и снова будет ей счастье.
Чтобы привести себя в чувство, она стала вспоминать Евино лицо и с облегчением поняла, что делает именно то, что нужно. Нужно Еве и ей самой. Во имя их дружбы.
Где-то в уголке ее сознания всегда теплился этот план, просто раньше безотчетно. Иначе она не потратила бы столько времени, столько усилий на изучение существующих трудностей и препятствий.
Их устранение — вот ключ к их партнерству, к их счастью. К их единению.
Как Еве понять, что она — ее ИСТИННЫЙ друг, если другие толкают ее в сторону?
Люди всегда только и занимались тем, что ее отпихивали.
Всю жизнь она чувствовала себя оттесненной, затолканной в угол, вечно ей твердили: будь умницей, помалкивай. Веди себя прилично.
Довольно!
Снова обретя твердость и сосредоточенность, она вышла из лифта, отворачиваясь от камер и опуская голову.
Пряча в кармане правую руку, левой она нажала на звонок. Больше Надин никогда не затмит ее в Евиных глазах.
Внутри Надин, читая последнее Евино письмо, закатила глаза. Подумать только, суровая полицейская, всегда готовая наградить тебя пинком, обернулась хлопотливой наседкой!
Последний вариант словесного портрета подозреваемой вызвал у нее интерес. Она уже продумывала свой специальный вечерний выпуск.