– Я всего лишь предположил, что ему не следует говорить все, что он думает.

– Я и с первого раза тебя понял, но твое желание раздуть из мухи слона мне не понятно, – сказал Коррадо. – Это не так страшно. Да, он не умеет держать язык за зубами, что с того? Он ведь не семью твою убил.

Кармин замер, когда с губ его дяди сорвались эти горькие слова. Коррадо не сводил взгляда с Карло, который походил на оленя, застигнутого светом фар. Он ожидал его реакции, однако ответа так и не последовало.

– Джентльмены, – сказал Сальваторе, проходя мимо и задерживаясь возле них с серьезнейшим выражением лица. – Полагаю, чуть позднее нам придется сесть и разрядить атмосферу, но пока что время для празднества. Наслаждайтесь вечером, выпейте, познакомьтесь с одной из прекрасных присутствующих дам.

Коррадо послушно кивнул.

– Да, сэр.

Согласившись с предложением следом за Коррадо, Карло отошел, когда Сальваторе удалился. На данный момент ситуация исчерпала себя.

– Не знаю, что именно ты сказал, но он прав, – сказал Коррадо, когда они остались вдвоем. – Пора научиться следить за языком.

– Я знаю.

– И мог бы надеть костюм, – продолжил Коррадо. – Ты похож на раздолбая.

Кармин оценил взглядом свой внешний вид. Он надел рубашку на пуговицах с длинным рукавом и брюки, но воздержался от галстука. Можно подумать, он пришел в потертых джинсах и толстовке.

Кармин с радостью бы их надел. Раз ему в любом случае приходилось терпеть происходящее, он бы предпочел делать это в комфортной одежде.

В течение последующих двух часов он вел светскую беседу с собравшимися гостями, знакомясь с семьями тех безрассудных мужчин, которые привели своих близких в такое бездушное общество. Кармин старался изображать заинтересованный вид, улыбаясь и удовлетворяя любопытство присутствующих, которые интересовались местонахождением его отца («Нет, я ничего о нем не слышал. Уверен, он просто затаился»); играя роль principe, внука Антонио («Да, мой дед был Богом среди людей. Надеюсь, когда-нибудь я стану таким же, как он»). В действительности, Кармин мысленно отсчитывал минуты до того момента, когда он сможет, наконец, покинуть прием (еще два часа, большая половина уже позади).

Для людей, которые гордились честью и своим умением молчать, они сплетничали куда больше, чем группа стервозных школьниц. Это был не первый прием, на котором Кармин был вынужден присутствовать, однако он, вне всяких сомнений, стал для него самым неприятным. Его отец находился в бегах, и все прекрасно понимали, что дни жизни Винсента ДеМарко были сочтены.