– Смертельно, – пробормотал он.
Всем телом она почувствовала сквозь жесткую одежду исходящее от него тепло и с трудом удержалась, чтобы не сорвать на ней все молнии и пуговицы.
– Раздевайся, быстренько, – прошептала она и подтолкнула к скамье.
Втащив Василия в парную, она повернула его к себе и приказала не препятствовать ей и принялась мыть. Сначала она намылила ему лицо и руки, смыла теплой водой, потом, намылив объемную мочалку, она принялась за его тело, приговаривая «Ой, какие же мы славненькие». Ей и на самом деле казалось, что природе никогда еще не удавалось создать такое красивое тело, как у ее мужа. Василий, уже отвыкший от ее опеки пытался препятствовать, даже сердился, но она, не обращая никакого внимания на его возражения, изо всех сил намыливала ему шею, плечи, спину, ягодицы, затем, снова развернув лицом к себе – грудь, бока, живот… «А теперь самое дорогое» – прошептала она и Василий невольно дернулся…
Окатив мужа водой из таза в последний раз, она сунула ему в руки мочалку и шепнула:
– А теперь меня…
Она невольно зажмурилась и развернулась к нему задом и почувствовала, как ее тело напряглось в обморочном ожидании долгожданных ощущений.
Ноги уже не держали, она стала медленно оседать, когда внезапное погружение блудного гостя захлестнули ее волной такой силы, что из нее вырвалось что-то наподобие стона и слезы хлынули по щекам, смешиваясь со стекающей водой.
Скользнув ладонью в мыльной пене по своему животу, она погрузила пальцы в набухшую плоть, наткнулась на восхитительную занозу и, прогнувшись в пояснице, подалась назад, словно намереваясь бабочкой навечно насадить себя на смертоносную шпильку, соскользнула по мокрым половицам, упала на колени, всхлипывая и бормоча, что-то бессвязное, словно в бреду. Инстинктивно поймала она ножку скамьи и, коснувшись взбухшими сосками теплых досок пола, раскрылась как цветок навстречу пчеле, которая с лету погружалась всеми лапами в нежные и ароматные лепестки с таким усердием, что баня ходила ходуном, словно живая…
С неделю поселок жил той жизнью, ради которой дееспособное население всю зиму предельно напрягалось, чтобы дотянуть до светлых денечков. Первые дни члены экспедиции отсыпались, отмывались, восстанавливали запущенные функции организма. Потому улицы и дворы были пусты, только изредка за развешанным бельем или еще по какой нужде выскакивали ожившие разгоряченные бабенки, иногда едва прикрывшись полотенцем, или только накинув халат на голое тело, не стесняясь откровенности обнажаемых в движении грудей, бедер, ляжек и даже, как будто бы, наслаждаясь этими казусами. Вчерашние улитки ожили и расслаблялись по полной программе.