— Алисия дура!

Честно говоря, мое заявление не много умней, но не сделать его я просто не в состоянии.

— Только не говори этого ей. Каждому свое, Джейн.

— Удивительно, как она сумела сыграть Мумтаз?

Несколько мгновений Раджив молчит.

— Она несчастливая женщина, которая очень хочет любить, но еще больше боится этого. Чтобы сердце могло что-то чувствовать, оно должно открыться. С замкнутым сердцем ты даже сегодняшней красоты не увидела бы. Алисия замкнута, она способна раскрываться, только когда играет кого-то другого.

Я думаю уже не о Хилл, а о собственном сердце. Нужно признаться Радживу, что у меня оно — чужое. Но только не сегодня, сейчас разрушать восторг, который я все еще испытываю, не хочется даже беседой о несчастной Алисии Хилл.

Обратно мы выходим через Восточные ворота, хотя машина Раджива осталась стоять у Западных, и пешком идем к «Оберою». Не хочется брать тук-тук, к тому же нам недалеко.

Там, в Тадж-Махале, что-то произошло. Наши с ним сердца оказались связаны невидимой нитью, и я понимаю, что именно эта нить не позволит моему ни растаять совсем, ни снова превратиться в камень. В этом смысле Раджив сделал меня человеком, я снова научилась чувствовать и переживать.

Хорошо это или плохо — думать сейчас не хочется, новое состояние и ощущения буквально захлестывают меня.

А еще за последние дни я ни разу не вспомнила, что сама застрелила Джона. Нет, я об этом не забыла, но перестала заниматься самоедством, ежеминутно укоряя себя в его гибели. Подумав об этом сейчас, я чувствую легкий укор совести, словно предала Джона. Это не так, я всего лишь пытаюсь по-человечески жить дальше…

— Хочешь съездить в Лакхнау?

Вопрос Раджива застает меня врасплох, я пытаюсь вспомнить, что это такое, вернее, помню, что город, но категорически не помню, чем он знаменит, кроме, конечно, фильма о несчастной красавице-танцовщице, которую играла Айшварийя Рай. Хотя фильм я не смотрела.

Понимая, что Раджив зря приглашать не станет, храбро соглашаюсь.

— Я потом еще покажу тебе Варанаси, но этот город нельзя смешивать с остальными, он иной. А вот Канпур и Лакхнау посмотреть можно.

— Чем знаменит Лакхнау?

— Архитектурой, причем нынешней, и едой. Таких кебабов ты не попробуешь больше нигде.

Меня впечатляет примечание о современной архитектуре.

— Много высотных зданий?

— Высотных? — смеется Раджив. — Можно сказать и так, но это не небоскребы. У Лакхнау есть Маявати. — Видя, что мне это имя ничего не говорит, добавляет: — Значит, есть огромные сооружения в ее честь.