Сколько мне еще жить — пять лет? Десять? Конечно, есть те, кто живет с чужим сердцем и дольше, но рассчитывать на многие годы не стоит. Даже если их всего три, пусть это будут три полноценных года, а не тысяча дней — серых, бесконечно тянущихся от одного приема лекарств до другого.

— Как Энни?

— Вроде лучше. Звонила, сказала, что почти ничего не чувствует, то есть боли не чувствует. Но мне кажется, она под действием лекарств, вялая какая-то.

Я бодро киваю:

— Конечно. Такое лечение не обходится без сильнодействующих препаратов, даже если это народная медицина. Не беспокойся, все будет хорошо.

Ричардсон только вздыхает, садясь за руль и пристегивая ремень.

У Энни Ричардсон неоперабельный рак. Эдвард сделал все, чтобы спасти женщину, с которой счастливо прожил больше четверти века. У них нет детей, зато есть любовь, так бывает. Но медицина не всесильна, наступил момент, когда врачи развели руками:

— Всё.

И тогда появился добрый волшебник, который сказал Эдварду, что еще есть те, кто лечит не таблетками, а чем-то более действенным. Правда, далеко от Лондона — в Индии. Утопающий хватается за соломинку, последний шанс самый дорогой. Ричардсоны согласились, тем более что стоимость лечения оказалась не такой уж большой. Подозреваю, что это последние деньги семьи, — но если на кону жизнь, что значат деньги?

Эдварду приходилось летать из Лондона в Мумбаи, где в клинике Энн уже месяц, но он не жаловался. Ради Энни Ричардсон готов терпеть любые неудобства или трудности.

Мне жалко Эдварда — если не станет Энни, у него останется в жизни только работа, а каково это, я знаю по себе. В одном мы с Эдвардом полная противоположность — я стараюсь не вспоминать прошлое, а он заглядывать в будущее, даже ближайшее. Я его понимаю, но это понимание ничего изменить не может.

У Эдварда виден белок ниже радужной оболочки в обоих глазах, это означает, что он донельзя вымотан и испытывает сильнейший стресс, причем такой, при котором человек многое воспринимает на свой счет, даже то, к чему отношения не имеет.

Неудивительно.

Во рту у Ричардсона его любимая трубка (начал курить в молодости, как только пришел в полицию, — подражал Шерлоку Холмсу).

— Ты же бросил?!

Он действительно бросил, когда выяснилось, что Энн вреден даже запах табака, не говоря о дыме.

— Она пустая. Зато хорошо отвлекает. Ты не смогла не вмешаться?

Я понимаю, что это о Букингемском дворце.

— Эдвард, мне нужно вернуться к нормальной жизни. И лучший способ — снова оказаться в деле. Ты прекрасно знаешь, что это так.

Ричардсон качает головой: