Женька первое время после его ухода курил молча, мечтательным взглядом всматриваясь в окно за спиной начальницы. Потом начал так же мечтательно рассматривать Елену. Наконец он не выдержал.

— Боги! Боги мои! Как грустна вечерняя земля, как таинственны туманы над болотами, — с чувством, с толком, с выражением начал он цитировать Булгакова. — Кто блуждал в этих туманах, кто много страдал перед смертью, кто летал над этой землей, неся на себе непосильный груз, тот знает. Это знает уставший…

Ручка, которой начальница что-то писала на полях документа, замерла. Елена неторопливо подняла глаза.

— Что это было? — настороженно, чуть с угрозой спросила она.

— Мастер и Маргарита, — легкомысленно улыбнулся Женька. — Забыла?

— Я не про это…

— Простая, но, заметь, элегантная попытка тебя отвлечь, — продолжал он. — Могу еще….Мело весь месяц в феврале, и то и дело свеча горела на столе, свеча горела.

— Милый, сейчас, по счастью, еще только декабрь, — иронично ответила Елена.

— Тогда так… — Улыбка Женьки стала зловредной. — На озаренный потолок ложились тени, скрещенья рук, скрещенья ног, судьбы скрещенья[1]…

Елена настороженно прищурилась, став похожей на рассерженную кошку.

— Легки твои прикосновенья, и так светлы глаза, скажи мне, милая фея, за кем ты теперь пришла?

— Ого! — Демонолог с наигранным испугом выставил руки вперед. — Только без угроз. А чье это, кстати?

— Мое, — Елена опять уставилась в бумаги.

— Неплохо, — оценил Женька. — Но меня не собьешь. Лен, ну, отвлекись ты от этой своей писанины! Вот смотри, за окном красота несравненная. В комнате таинственный полумрак, свечи… Романтика, одним словом, а ты…

— А я здесь при чем? — возмутилась она, забыв о документах. — Вот сиди и наслаждайся своей романтикой.

— А тебе не хочется? — провокационно улыбнулся Женька. — Романтики, любви…

Елена помолчала, явно раздумывая.

— И в чем подвох?

— Ну… — Демонолог пожал плечами. — Проще всего продолжить наш вечер поэзии. «И грустно я так засыпаю, и в грезах неведомых сплю… Люблю ли тебя — я не знаю, но кажется мне, что люблю»[2].

— Вот оно как? — Она сложила руки на груди наполеоновским жестом. — Любви и романтики ты, значит, от меня ждешь?