Дверь затворилась со зловещим скрипом, и в Большом зале Дарема стало тихо.

— Позволено мне будет высказаться? — спросил лорд Саби.

— Ах, говорите, — королева взмахнула платком и сошла с возвышения, на котором стоял складной трон.

— Не слишком ли жестоко вы поступаете с этой милой девушкой? Достало бы заключения на месяц, лишения титула и изгнания.

— Что сказано — не воротишь, — ответила королева беззаботно, подходя к окну и приподнимая занавесы. — Я ведь поклялась ярким пламенем, а такие клятвы нарушать нельзя. Уж вам-то это известно.

Выглянув во двор, она поманила пальцем Годрика и Тилвина:

— Приблизьтесь. Она была вам дорога, мы понимаем. Мы разрешаем посмотреть на неё в последние минуты.

Тилвин подошел к окну твердым шагом. Годрика подтащили гвардейцы и заставили смотреть, схватив за волосы.

Во дворе возле стесанного иссеченного камня уже стоял палач, и крестовина меча, ожидавшего своего часа, блестела на солнце. Высокая стройная женщина в голубом платье, с кудрями рыжими и яркими, как начищенная медь, подошла к страшному камню, не выказывая страха. Она обернулась к сопровождавшим её гвардейцам и что-то сказала, после чего взошла по ступеням и стала рядом с палачом — такая же высокая, как и он.

Палач положил ей на плечо руку, принуждая опуститься на колени, и женщина подчинилась. Она сама легла головой на плаху, и палач отбросил с шеи приговоренной длинные волосы. Они упали до самой земли, как шелковый золотисто-рыжий плащ. Примерившись мечом, палач сделал замах. Сверкающий клинок полетел вниз, и ничто и никто уже не смогли его остановить.

Королева по очереди посмотрела на мужчин, наблюдавших казнь. Лица обоих ничего не выражали, и глаз никто не отвёл.

— Мне искренне жаль, — сказала Её Величество. — Всегда печально, когда молодые уходят так рано.

— Вот и всё, — сказал Тилвин, и осенил себя знаком яркого пламени.

Годрик, бледный, как призрак, промолчал. Повторить жест кузена он не мог, потому что руки были связаны.

— Все свободны, — сказала королева, возвращаясь к трону. — Отпустите виллана, пусть идёт, куда заблагорассудится.

— Правильно ли я понял, Ваше Величество… — начал Тилвин.

Но королева оборвала его:

— Кто-то давал вам право говорить, милорд Тюдда? Виллан теперь нам не опасен, а казнь жены будет для него худшим наказанием. Мы милосердны и считаем, что с него достаточно. Вы хотите возразить? Имейте в виду, сегодня мы не в лучшем настроении.

Тилвин отрицательно покачал головой

Годрика развязали, и он потер запястья, на которых остались красные полосы.