Я медленно повернулся к ней, морда была скорбная и укоряющая:

— Ты хоть знаешь… ты никогда не узнаешь, как это больно.

— Ну извини! — свела бровки домиком она, погладила меня по плечу, — я больше не буду, честно. Ну хочешь, я тебе бутерброд сделаю?

На этот раз лыбу я сдержать не смог. Она увидела и тоже расцвела:

— Я ветчину купила!

Желудок предательски заурчал, я перевернулся на другой бок, глядя, как она носится у холодильника, режет батон, поливает майонезом, раскладывает тонкие ломтики ветчины и колбасы, посыпает какими-то специями, украшает зеленью… Да, вот со специями я бы не додумался, теперь понятно, почему её бутерброды вкуснее.

— Держи, — она вручила мне свое творение, затрепетала ресничками, — не обижаешься?

— Я подумаю, — с набитым ртом пробормотал я, дожевал, — всё, я подумал. Не обижаюсь.

Она рассмеялась, потом погрозила пальцем:

— Но за химчистку я платить не буду.

— Я заплачу, — махнул рукой я, — я тоже виноват. Не знаю, что меня дёрнуло…

— А какие обложки ты ещё поменял, кроме английского и экономики?

— Все, — потупился я.

— Все?! — она замахнулась на меня подушкой, я сжался:

— Я тебе помогу назад переставить!

— Сегодня, — нахмурилась она, — прямо сейчас.

— Дай доесть, — вздохнул я.

— Ладно, — она положила подушку на место. — Это надо было додуматься! Как ты скобы разгибал?

— Ножом, — пожал плечами я. Она покачала головой и вернулась к книжке, я дожевал и принялся менять обложки обратно. Краем глаза иногда поглядывал на соседку, она смотрела в книжку, всё чаще зевая, наконец, мне это надоело и я сказал:

— Слушай, давай я утром поменяю? Ложись спать. Какие тебе нужны назавтра?