— Погулять собрались или как?

— Погулять, фрау Эмма. Или как. — Та даже не улыбнулась.

— Знаем мы вас… Кстати, ваш тристапервый освободился. Брать будете?

— Да нет, пожалуй. Если все получится, я завтра утром съеду.

— Ну, дай Бог. Заезжайте почаще.

— Куда уж чаще?

Он вышел из «Полярных зорь» и спустился с пригорочка на главную улицу Мурманска — проспект, естественно, Ленина. С моря дул свежий приятный ветерок. Холодные ветры дуют здесь с юга, с материка, а обогретый Гольфстримом норд, наоборот, несет тепло и влагу. Такой вот географический казус.

Рафалович не спеша фланировал по проспекту, заглядывая в витрины магазинов и кафе, в лица проходящих женщин, машинально надеясь увидеть хорошенькое. Не увидел. Ну и фиг с ним! Для разнообразия можно сегодня лечь и одному, под звуки телевизора. Только вот прихватить пузырек снотворного…

Вот, кстати, и витрина с бутылочками. Странно, столько раз проходил мимо, не припомнить, чтобы тут спиртное продавали. Недавно отдел открыли, что ли?

Он зашел. Выбор был неплохой по нынешним временам, и, что особенно интересно, имелся здесь и неподдельный коньяк — кому же придет в голову подделывать казахстанский? — и шампанское севастопольского завода. У неработающей кассы выстроилась солидная очередь. Продавщица заверила, что кассу вот-вот откроют, и Рафалович занял очередь. Спешить было абсолютно некуда, и он погрузился в раздумья…

Нехитрая, на первый взгляд, задача получить для родной части трубы определенного диаметра по накладной, а заодно и резину для личных «Жигулей» себе и кавторангу Семенову уже без накладной, превратилась в многоходовую комбинацию с пятнадцатью сторонами и двадцатью пятью позициями «это на это». Даже всемогущее управление тыла и снабжения не могло предусмотреть все нужды подведомственных ему частей и подразделений, а уж тем более нужды отдельных офицеров. От того, насколько удачно затыкались возникающие дыры, зависела, в конечном счете, бесперебойная работа части, а следовательно и ее боеспособность. Эта работа, за которую, при всей ее важности, чинов и орденов не полагалось, была, что называется, «на любителя» и требовала определенного склада ума и характера. И здесь лейтенант, а ныне старший лейтенант Рафалович пришелся как нельзя ко двору. Походы, маневры и учения заменились для него еженедельными командировками в Мурманск и ежемесячными — в Ленинград или Москву. И он никогда не возвращался пустой. Начальство привыкало его ценить, хотя поначалу смотрело на этого молодого офицера довольно косо.

Тому были свои веские причины. Три года назад, когда новоиспеченный лейтенант прибыл с направлением ЛенВО по месту прохождения службы, он с поезда попал в учебное плавание, по морским меркам пустяковое, почти каботажное. Но в первые же часы плавания выяснилось, что товарищ лейтенант страдает тяжелейшей, практически неизлечимой формой морской болезни. Толку от него не могло быть никакого, потому что он вынужден был поминутно вскакивать, выбегать на палубу и травить через поручни в океан на глазах у ухмыляющихся матросиков. Ни в рубке, ни в кубрике, ни в кают-компании, ни в лазарете, куда его, полуживого от голода, порывались заложить на третьи сутки, он не мог пробыть ни часа. Так и болтался по палубе, беря на себя и «собачьи вахты», и руководство приборочкой, лишь бы не спускаться.