— Она не будет возникать, — сказал Павел. — Но я поговорю с ней…

До Тани он не мог дозвониться три дня. Никто не подходил к телефону. У Ады трубку поднял какой-то незнакомый молодой человек, назвался племянником Николая Николаевича, студентом из Одессы, и сообщил, что, «старики» выехали в Цхалтубо лечиться грязями и прибудут дней через десять. Про Таню он не знал ничего, саму ее ни разу в жизни не видел.

На четвертый день после работы (а ведь была еще и работа причем самая авральная: заканчивался год, подбивались бабки, составлялись отчеты, срочно ликвидировались накопившиеся за год недоработки) Павел решил сделать крюк и заехать к Никольскому, разобраться, что почем, и, если Таня дома, переговорить с ней. На всякий случаи он взял ключи от той квартиры, которыми не пользовался почти полтора года.

В окнах горел свет. Значит, дома. А на звонки не отвечает, потому что телефон не в порядке или на АТС что-нибудь. Бывает.

Павел вошел в подъезд, внизу аккуратно вытер ноги от налипшего снега, поднялся по знакомой чистой лестнице, остановился перед знакомой дверью, обшитой темной вагонкой. Позвонил.

Тишина.

Он позвонил еще раз, подождал, постучал. Отчего-то ему очень не хотелось доставать ключ, вставлять в скважину, отворять дверь. Показалось, будто за дверями притаилось что-то черное, страшное, поглотившее Таню и теперь готовое пожрать его, неосторожно сунувшегося туда, где ему быть не надлежит.

Павел вставил ключ в замок и повернул. Дверь бесшумно отворилась. Он вошел в ярко освещенную прихожую…

И тут же рванулся в уборную, еле успев добежать до унитаза.

В квартире стоял густой мерзкий, тошнотворный запах — миазмы разложения, падали, гнили. Выпрямившись, Павел еще некоторое время постоял над унитазом, глотая ртом непригодный для дыхания воздух, потом проскочил в ванную и, намотав на нос и рот полотенце, снова вышел в прихожую, а оттуда, пошатываясь, направился в гостиную.

Они лежали там. Ближе всех к дверям, на алом ковре ничком лежал посиневший труп мужчины, распухший настолько, что лопнула рубашка, обнажив волосатую, покрытую трупными пятнами спину. Павел перешагнул и устремился к дивану, где, уткнувшись в спинку мертвым лицом и свесив на пол непристойно заголенные синие ноги, лежал второй труп, женский.

— Таня! — крикнул Павел и, забывшись, вдохнул носом.

Даже через толстое полотенце он ощутил такую непереносимую вонь, что у него закружилась голова. Изо всех сил стараясь удержать равновесие, он осторожно подошел к лежащему на диване телу и потянул за халат на плече. Закоченевшее тело не поддавалось. Павел дернул посильнее, и оно с грохотом упало с дивана, показав Павлу страшное синее кукольное лицо с закрытыми глазами и блаженно оскаленным ртом.