– Я ж сказал, – выцедил Мормышкин, – сказал: без эксцессов… Еще мне тут… В первый день… В чем дело?

Bизг повторился и тут же смолк, зато немедленно раздался другой звук, словно бы волчий или медвежий рык. Можно было бы предположить, что здесь, на губернаторской лестнице, волк дерет поросенка. Визг прозвучал вновь, и в тот же миг гроза прекратилась, как выключилась. Ровный благостный свет разлился по кабинету.

Высокий быстро вышел и так же быстро вернулся.

– К вам на прием женщина, жительница Глухово-Колпакова, – бесстрастно доложил он.

– Какая еще… жж… женщина?! – Мормышкин взялся обеими руками за край Bанькиного красного дерева стола, костяшки его пальцев побелели, а сама прелатская физиономия начала багроветь. – Какая… Какой еще… прием?! Что за… крики?!

– Укусила сотрудника, – доложил лысый. – Он ей рот зажал… Прокусила перчатку…

Мормышкин молча засопел, все более багровея, и вдруг яростно зачесался, как дворовый пес.

– Советую, Виталий Алексеевич, принять… Вас защищают, – высокий человек бросил взгляд на автоматчиков, и те видимо подобрались. – А тут первый посетитель… То есть, посетительница… Население узнает, как новый губернатор себя проявил… А потом закроем прием… До специального объявления…

Мормышкин посмотрел на лысого и кивнул.

– Заводи! – крикнул лысый.

Вимовец с автоматом на плече ввел, цепко придерживая ее за локоть, первую мормышкинскую посетительницу – совершенно мокрую с головы до ног Катерину. Сейчас вокруг ее намазанных алым губ виднелись такие же алые разводы – то ли вампирская сущность актрисы сама проявила себя, то ли кровь с прокушенной руки вимовского автоматчика осталась, то ли просто размыло помаду – ну, не знаем. Макияж, наложенный на скорую руку, точно был размыт и стекал по щекам, делая даму схожей с индейцем в боевой раскраске. С короткой юбки, с просвечивающей от воды кофточки и с накренившегося набок черного пучка на голове актрисы капала вода и немедленно же накапала целую лужу на наборном Bанькином паркете.

Мормышкин оцепенел.

– Присаживайтесь, – бесстрастно предложил лысый. – Какой у вас вопрос? Губернатор слушает вас.

Настрадавшаяся Катерина утвердилась в кресле перед столом. Введший ее охранник отступил на шаг.

– Ка-кой-у-вас-воп-рос? – повторил лысый усачок по слогам, профессионально скрывая раздражение.

– Театр – это святое! – молвила первая мормышкинская посетительница и даже руку простерла на сторону. С таким жестом обычно ваялись монументы XVIII века. – И мы не желаем!.. Все… То есть, что я… Значительная часть труппы! Не желает более носить имя! В наше время!.. Извращенец! – вновь взвизгнула она, имея в виду, разумеется, Анатолия Васильевича Луначарского, но любой из присутствующих мог принять обвинение на собственный счет.