Мишкина сестрица исчезает за дверью быстрее, чем я успеваю выдавить из себя пару слов на прощание, и почти сразу на меня с новой силой наваливаются прежние сомнения, связанные с необходимостью обретаться в одной квартире с человеком, который, должно быть, уже сотню раз пожалел о своем решении позвать меня сюда. Хотя, если подумать, я попросту не оставила ему иного выхода, бесцеремонно завалившись к нему на работу, безумная, похожая на новообращенного зомби. Кто-то другой мог запросто выставить меня вон, посоветовав держать свои проблемы подальше от его размеренной жизни; кто-то, но только не Мишка.

Я отступаю к стене, взглядом скользя от его лица к белой тренерской куртке, обшлага на рукавах которой местами измазаны бурыми пятнами. Я так занята рассматриванием его рабочей формы, что далеко не сразу улавливаю адресованные мне слова:

— … Места много, так что мы даже не встретимся, если хочешь, — пытаясь понять, о чем именно он до этого мне говорил, я поднимаю глаза к его лицу.

— Извини, у меня в голове бардак, — оправдания так себе, но Мишка кивает со знанием дела, подтверждая, что это абсолютная правда.

— Можешь устроиться в спальне, — предлагает он, ведя меня по коридору к одной из имеющихся здесь дверей. Я замираю на пороге, глупо таращась в его обтянутую белым спину, пока он наскоро обрисовывает мне, что и где тут находится. Половина его слов удачно пролетает мимо меня, и в конце концов Мишка, прервав свой одинокий монолог, это понимает.

— Фим, — его ладонь упирается в стену рядом с моей головой, и я выкладываю на одном дыхании, торопясь опередить его:

— Прости меня, Миш. Я понимаю, что своими проблемами сбиваю тебе все планы, но…

— Какие еще планы? — он устало трет переносицу.

— Ты ведь злишься из-за того, что я заявилась к тебе на работу и втянула в свои неприятности, — уже с меньшей решимостью в голосе продолжаю я, не осмеливаясь заглянуть ему в глаза. — Это было неправильно, мне следовало сотню раз подумать, прежде чем вмешивать тебя. Нет, правда, я все понимаю…

— Фим.

— Любой бы на твоем месте злился…

— Я не злюсь.

— Но мало кто согласился бы мне помочь, зная о том…

— Я не злюсь, Фима! — отлепившись от стены, он останавливается напротив и порывисто хватает ладонями мои плечи, впиваясь глазами в мое лицо. — Я не злюсь. Я не знаю, как мне вести себя с тобой. Не знаю, какой силы взрыв произойдет в твоей голове, если мне хватит глупости ляпнуть или сделать что-то не то. Я не знаю, как стать для тебя хорошим. Не знаю, как сделать так, чтобы ты не смотрела на меня такими круглыми от страха глазами, чтобы перестала видеть во мне человека, не заслуживающего доверия, способного сделать тебе что-то плохое. Фима, хватит разрывать мои нервы! Я просто хочу, чтобы ты мне доверилась. Но я не знаю, черт возьми, как это сделать! Мне кажется, я все уже перепробовал, но на тебя совсем ничего не действует. Любыми своими манипуляциями я добиваюсь лишь того, что ты отдаляешься от меня еще больше, хотя, — он негромко присвистывает, — больше вроде бы уже некуда. Я могу в лепешку перед тобой расшибиться, но факт останется фактом — мы чужие друг другу люди.