– Расскажи мне. Объясни. Тебе нужно рассказать мне все, – говорю я.

Руби хмурится.

– Ладно. Хорошо. У меня нет денег, в отличие от тебя, или Джеммы, или Халеда, или Макса… или Джона. Я могу учиться в Хоторне только благодаря стипендии за футбол. Ты это знаешь, верно?

– Да. – Я не понимаю, какое отношение это имеет к Джону. – Но твой отец – преподаватель, это очень хорошая работа. И вообще, никому нет до этого дела. Денежный вопрос не так уж важен.

– Именно поэтому ты не понимаешь.

Я молчу. Она продолжает:

– Тебе не нужны деньги. Твои родители платят за все. Но мне нужны. Потому это имеет значение.

Она права.

– Я все равно не понимаю, почему ты должна оставаться с Джоном, – говорю я.

Руби молчит. Ноздри ее раздуваются, щеки заливаются краской.

– Мой отец уволен.

– О… – произношу я, не зная, что сказать дальше.

Она некоторое время думает, затем говорит:

– Я застала его… с одной из его студенток, когда мне было десять лет. Вошла в его кабинет и видела все. И он знал, что я его видела, но ничего не сказал. Много месяцев я не могла даже смотреть на него. Когда я была в средней школе, отец получил предупреждение от администрации колледжа. Он не сказал почему, но я слышала, как все в лагере шепчутся об этом. Наш городок такой маленький, там невозможно сбежать от сплетен. Я слышала, что его снова застали с поличным – на этот раз другой преподаватель.

– Руби, прости, – выговариваю я. Не могу представить, что делала бы, будь я на ее месте. Представляю в этой роли моего отца, и меня начинает подташнивать.

Руби продолжает:

– Похоже, предупреждение вообще не подействовало. На этот раз он закрутил роман с одной из своих студенток. Такой идиотизм! И на сей раз его уволили. А без его жалованья я не могу позволить себе учебу. Я имею в виду, у меня есть кое-какие деньги, но этого недостаточно.

– А как же стипендия?

– Она лишь частично покрывает стоимость обучения. И ты же знаешь, какие здесь порядки. Я не могла бы ходить обедать со всеми вами, покупать напитки в баре, кататься на лыжах. Даже учебники для моих курсов сто́ят по пятьдесят долларов каждый. Так что Джон предложил платить за все это.

Я перестаю расхаживать, упираю руки в бока и фокусирую взгляд на груде грязной одежды. Это так в духе Джона… Влететь, выступить спасителем, чтобы ощутить довольство собой – как бы в компенсацию за свои поганые привычки. Он хотел, чтобы его любили и считали героем.