Когда Макс засыпал, она тихонько плакала. Она говорила себе, что в этих слезах нет смысла, но каждый раз они упрямо наворачивались на глаза, стекали по носу, спутывались с волосами и впитывались в наволочку. Пытаясь подавить всхлипы, она кусала уголок одеяла или собственный кулак, утыкалась в подушку и стискивала зубы. Хотелось выть. Так жалобно, как воет подбитая дворняга в морозную январскую ночь, видя вдалеке недосягаемый свет теплого человеческого жилища и чувствуя дурманящие ароматы сытной еды. Гордость… А рука Макса покоилась на ее талии, и Лиза боялась, что он почувствует, как дрожит ее тело.

Когда Макс вернулся, Лиза спала. Она не слышала его шагов, не слышала, как он разделся, не слышала даже, как он лег позади нее. Эта была первая ночь, когда она ничего не услышала и не почувствовала. На улице уже занимался рассвет. Она лежала к Максу лицом, и он мог отчетливо видеть ее припухшие веки и немного покрасневший нос. Она плакала, и его это устраивало. Она должна понять, что между ними ничего нет и не будет, что секс с ней не означает ничего более значимого, чем просто секс. Отношения ему были не нужны, он не хотел ни привязанности, ни ответственности, ни разговоров по душам, ни планов на будущее, ни походов в мебельный за новым кухонным гарнитуром или диваном в гостиную. Тем более не хотел он всего этого с сестрой бывшего друга. Одна мысль о том, что лежащая рядом девушка носит фамилию Меркулова, заставляла Макса поджимать губы и наполняла его взгляд льдинками. Мешало ему только одно: на душе становилось гадко, когда он чувствовал, как вздрагивает тоненькое тело Лизы под его рукой, и тошно было, когда она, выходя из ванной, прятала покрасневшие глаза. Но для него это ничего не значило. В очередной раз покидая ночью квартиру, он стремился доказать это самому себе. Она. Ничего. Не. Значит.

Утром шел дождь. Лиза вяло мешала ложкой в замутненном молоком чае. Есть ей не хотелось. После таких ночей есть ей не хотелось никогда, но сегодня особенно. Макс долго терпел, а потом все-таки вытащил из холодильника йогурт и поставил на стол перед ней.

- Ешь. Мне не нужно, чтобы ты на тренировке в голодный обморок хлопнулась.

Лиза несколько секунд смотрела на баночку, потом подняла глаза на Самойлова. Чайная ложечка перестала стучать о стенки чашки, в кухне воцарилась неуютная тишина. Макс дожевал бутерброд и только тогда взглянул на партнершу. Она вздохнула и снова стала помешивать чай, разбавляя молчание глухим постукиванием.

- Ты считаешь это нормальным? – негромко спросила Лиза. Не истерично, не напористо, а обычно, как будто даже с тенью безразличия.