Дома Макс демонстративно ушел к себе в комнату, врубил телевизор и завалился на кровать, оставив Лизу готовить ужин.

- Хочу мясо по-французски, печеную картошку и салат, - заявил он прежде, чем бросить ее наедине с кастрюлями и сковородками.

- Хоти, - отозвалась Лиза, доставая из холодильника цветную капусту и котлеты из ближайшей кулинарии.

На языке вертелось нецензурное предложение в придачу к ужину завернуть ему и потрахаться, но она подумала, что он вполне может согласиться. А если все начнется с этого, то отсрочка ужину гарантирована, что в планы ее никак не входило.

Вопреки желанию Макса, ели они все-таки в кухне. Когда стихло бряканье посуды и шкворчание жарящихся котлет, а по квартире разнеслись аппетитные запахи, Лиза позвала Макса к столу, но тот явно не собирался отрывать свою пятую точку от постели. Он лишь отвлекся от телевизора и, лениво посмотрев на нее, бросил, чтобы она все принесла ему сама. Ужина он так и не дождался, а когда, гонимый голодом, явился в кухню, застал Лизу за поеданием аппетитно обжаренной цветной капусты. Его тарелка, пустая, стояла на столе, рядом лежали столовые приборы.

- Садись, сейчас все положу, - спокойно произнесла Меркулова.

Она отложила свою вилку и, встав из-за стола, взяла тарелку Макса. Наполнила едой и поставила перед ним. Когда очередь дошла до чая, она, передавая ему чашку с кипятком, подумала, что чайное пятно на его домашних штанах смотрелось бы весьма живописно. Видимо, что-то нехорошее отразилось на ее лице, потому что Самойлов поспешил забрать чашку из ее рук и даже обошелся без язвительных замечаний.

- Я пойду в душ, - после того, как посуда была вымыта, а остатки еды убраны в холодильник, сказала Лиза и посмотрела на Макса так, словно спрашивала его разрешения.

Его бездействие ее несколько напрягало, она каждую минуту ждала, что он скажет или сделает что-то такое, чтобы заявить на нее свои права. Но и на этот раз он только согласно кивнул.

- Иди.

На секунду она замешкалась. Все в нем оставалось для нее недосягаемым: мысли, чувства, желания. Вот, вроде, он так близко, протяни руку – коснешься, только все осталось неизменным, и несколько месяцев, прожитых под одной крышей, не значат ровным счетом ничего. А самым тяжелым было то, что Лиза понимала – с каждым днем она все глубже увязает в этом болоте. Можно было сколь угодно долго повторять себе, что больше она не станет терпеть, но суть от этого не менялась. Она подчинилась правилам, установленным им, подчинилась правилам, которые в кровь царапали ей душу и заставляли сердце сжиматься в комок обиды и отчаянья. Она уходила в ванную, плакала, а потом умывалась холодной водой и делала вид, что ей все равно. И все ее сознание, все ее существо пульсировало одним простым «зачем», на которое не было толкового ответа. И сил отказаться от этого тоже не было, потому что стоило ей представить, что все закончилось, как становилось совсем невыносимо.