– Ты и так все знаешь.

Елена тяжело вздохнула: – Да, знаю, но все равно тяжело это слышать. Иаби, у меня к тебе просьба. Ты должен сходить к Дэвону.

– Сейчас?

– Да, я думаю, в такой суматохе у тебя будет больше времени. Скажи ему, что со мной все в порядке, никто не заметил моего отсутствия и поговори с ним. Вам нужно продолжать общаться. Когда подойдешь к границе, просто позови его по имени, он должен быть там. И еще Иаби, вам нужно очень постараться.

– Хорошо Елена, я понял.

– Будь осторожен.

Нина сидела на краю лавки рядом с Зубери и обреченно разглядывала окружение. Когда Елена подошла, они обе вежливо поздоровались, вот только Зубери обыденно, а Нина с засиявшими глазами:

– Ну что, Елена, выспалась? – ласково спросила она, хотя глаза сверкали «Я придушу тебя!»

– Конечно. Я прекрасно отдохнула. Спасибо Нина, что не разбудила и предоставила мне такую возможность.

– Ну, что ты! Не стоит благодарности, обращайся, когда нужно.

Девушки продолжали обмениваться любезностями и сверлить друг друга глазами, когда кто-то вскрикнул: – Они идут! Идут! – и все повернули головы.

В проходе между рядами лавок показалась длинная процессия, которую возглавлял старейший. Его нарядный ярко-кровавый плащ тянулся по земляному полу, а следом за ним шла его свита. Гахиджи вновь загомонили, приветствуя своего правителя, но он только снисходительно кивал головой. За свитой старейшего показались идущие в ряд Садики – муж Нэйн, Кеб – муж Кии и Чайк – муж Амизи. Они несли на руках своих детей, замотанных в красиво расшитые одеяла и их лица светились гордостью. Довольные, счастливые и с чувством выполненного долга, они шагали по проходу, демонстрируя соплеменникам своих чад, а другие их восхваляли и даже тайно завидовали, но никто не говорил об их женах. Никто не вспоминал несчастных матерей, выносивших этих чудовищ, и павших от их же ненасытности. Женщин, чьи жизни оборвались совсем недавно, хотя их мужья должны горевать об утрате. Но нет, на их лицах не было и намека на хоть какое-то сожаление, потому что они не люди, они адские твари и вся их любовь лишь пустой звук, они не умеют любить, они умеют только ненавидеть. Елена стало дурно от всего этого лицемерия, горечь от утраты начала травить изнутри, но она держалась.

Старейший вышел на сцену и громко поприветствовал свой народ, а потом начал речь. Он говорил очень много и долго, о том, какое это радостное событие, о том, как они все счастливы и довольны. Шутил, что новое поколение не должно заставить себя долго ждать, но он тоже ни разу не упомянул о Нэйн, Кии или Амизи. Их больше не было и про них сразу забыли, как об отработанном материале. А новые невесты, не вошедшие пока в статус жен, довольно улыбались, и никто из них не поинтересовался, куда делись матери. Но может быть, они знали? Тогда этот цирк, с красивыми ухаживаниями, представлялся еще отвратительнее, и Елена искренне не понимала этого добровольного самоубийства. Она попробовала найти глазами Катерину, чтобы посмотреть на её реакцию, но сестра будто пряталась или же её здесь не было. Старейший продолжал говорить, а Елена осматривать счастливые пары. Зачем все это? Зачем эти счастливые лица? Но она знала ответ. Чем сильнее и бескорыстнее будущая мать любит своего мужа, тем сильнее рождается воин. Сочетание ненависти и любви делает его более стойким и совершенным убийцей. И в этом они преуспели. Девушки купались в изобилии своих чувств.