— Дева! — Саид Каюм дергается в мою сторону, но я шарахаюсь от него, выставив в защитном жесте руки вперед.

— Не надо. Достаточно. Вы все сказали. Теперь я прошу вас оставить этот дом.

Внутри меня полное безмолвие. Я запрещаю себе думать о том, что мне сообщили, но правда лезет в душу, нагло напирая на мои защитные стены, которые возвожу вокруг себя.

Мужчина, который в очередной раз размазал меня по стенке, смотрит странным взглядом. Он не выглядит виноватым, поддавленным и угнетенным своей ролью разрушителя. Я жду, что сейчас выйдет Саит с Ричардом, и градус напряжения между мной и его отцом спадет. Никто не появляется, а сам Каюм, окинув меня холодным и отстраненным взглядом с ног до головы, отталкивается от стола и направляется к дивану. Берет свой пиджак, встряхивает его и аккуратно вешает на согнутый локоть. Я едва дышу, наблюдая, как он подходит к входной двери. Оглядывается через плечо, и кажется, что хочет чего-то сказать, но передумывает, мотнув головой.

Еще какое-то время стою на месте, не шевелясь. Слышу, как отъезжают машины от дома, только после этого всхлипывают и обнимаю себя руками. Через секунду отмираю и ищут глазами свой мобильный телефон. Когда его нахожу, падаю на диван, набираю номер папы, молясь, чтобы он ответил на звонок и опроверг слова Каюма об удочерении.

— Алло, — слышу сонный голос папы, и слезы текут по щекам. Он словно чувствует мое состояние. — Дева, что случилось? Что-то с Ричардом?

— Нет, — вытираю глаза, смотрю перед собой. — Только что ушел Саид Каюм.

— И Саит с ним? — в голосе папы слышится злость. — Впрочем, я не удивлен.

— Нет, Саит остался со мной.

— Да? Удивительно. Тогда что тебя расстроило?

Способность отца чувствовать мое настроение заставляет меня опять заплакать. Вот как? Как чужой человек может чувствовать другого человека? Как неродной отец понимает, что на душе не у родной дочери? Я в замешательстве и в смятении, поэтому молчу, шумно дыша в трубку.

— Дева?

— Пап… — всхлипываю.

Осознаю, что если слова Каюма подтвердятся, то я потеряю право называть папой — папой. От этого мне становится еще горше. Кажется, черная полоса стала еще темнее, чем могла быть. Я думала кошмар, пережитый сутки назад — это последнее потрясение в моей жизни, ан нет… Судьба решила выбить почву у меня из-под ног.

— Пап, это правда, что ты и мама меня удочерили? — Сильнее стискиваю мобильник.

Молюсь услышать отцовский смех, и вместе с ним посмеяться над моим глупым вопросом. Но тишина в трубке с каждой секундой становится все длиннее, а молчание все тяжелее. Я понимаю, что Саид Каюм сказал правду.