Неловко поднявшись, викарий заторопился к выходу. Губы его дрожали, помимо своей воли он осуждал друга за совершенные злодеяния, а себя самого — за то, что жаждал услышать продолжение столь необычной исповеди.

Он уже подошел к двери, когда в его голове мелькнул вопрос:

«А что бы сделал я, будь у меня такой дар?»