Она сразу поняла, с чем её поздравляют.

— Рустам приехал?!

— Да, часа полтора назад. Я только проводил его до дому и сразу помчался сюда. Ну, пойдём, машина ждёт… Он уже видит!

Даже не попрощавшись с подругами, Мухаббат выбежала из палаты. Но, видимо, опомнившись, вернулась, подбежала к койке, упала на колени и стала покрывать лицо Каромат, её руки, всё ещё державшие букет, бесчисленными поцелуями.

— Ну, иди, подруженька, иди! — стала провожать её Каромат, а в глазах заплясали всегдашние озорные чёртики. — Оставь пыл для Рустама, а то все свои поцелуи расцелуешь. Ну, а не хватит — от меня его поцелуй.

Мухаббат вскочила, порывисто обняла Свету и снова выбежала из палаты.

Фазыл уже ждал её у машины. Несмотря на ночную темень, ехали быстро. Вскоре впереди замерцали тусклые огни кишлака.

У самого двора, даже не дожидаясь, пока машина полностью остановится, Мухаббат открыла дверцу и выпрыгнула из кабины. Задыхаясь, оглушённая бешеными ударами собственного сердца, бежала она через двор. Не заметила, как миновала веранду, прихожую и оказалась в большой, ярко освещённой несколькими лампами комнате.

Рустам стоял, наклонившись над кроваткой спящего Адхамджана. Даже по свободному изгибу спины, уверенно развёрнутым плечом, Мухаббат сразу увидела, как изменялся, преобразился он. А когда Рустам повернулся к ней, она застыла, прижав кулаки к груди, не в силах сделать к мужу ни шага.

— Почему же вы не сообщили о приезде? — чуть слышно спросила она, чувствуя, что не об этом хотела и надо было спросить.

Рустам! Совсем, совсем такой, как прежде. Она вдруг вспомнила его на вокзале, перед отправкой на фронт. Стриженные, как и сейчас, под машинку волосы, чёрные, блестящие, с сизым отливом — а теперь вот посеребрённые всё более заметной сединой! — лицо как у курортника — бронзовый загар; глаза тёмно-карие, умные, родные, любимые глаза. Мухаббат даже не заметила, что один из них — искусственный, с такой тщательностью подобрали его чьи-то добрые руки, нет — добрая душа, большое человеческое сердце.

— Рустамджан! — крикнула, освобождаясь от оцепенения Мухаббат, бросилась мужу на грудь и разрыдалась.

Счастливо улыбаясь, Рустам нежно гладил её но голове, по вздрагивающим плечам, шептал нежно и ласково:

— Ну, не надо, Соловейчик, ну, не плачь… Видишь, я жив-здоров. Снова у нас будет всё по-прежнему.

Фазыл нерешительно переминался с ноги на ногу, глухо покашливал в кулак, не зная, как быть. И смотреть вроде на эту сцену неудобно, и выйти никак не мог решиться.

А тётушка Хаджия суетливо бегала по комнатам, что— то перекладывала с места на место, что-то поправляла и оглаживала. Руки у неё тряслись, старушка не находила себе места.