Он трется своим членом об меня снова и снова, и я стону ему в рот.
Часть меня хочет, чтобы кто-то увидел нас, стал свидетелем этого момента во времени, потому что мне хочется пометить его.
Хочется нарисовать его на одном из этих чистых холстов и сохранить на всю жизнь.
Ксандер отпускает мое бедро и просовывает руку мне под юбку. Я напрягаюсь, а затем дрожу, когда он отодвигает трусики в сторону и вводит в меня палец.
— Черт, ты вся промокла, — стонет он мне в губы.
— Для тебя, — шепчу я в ответ.
— Ты убиваешь меня, Грин.
— А ты владеешь мной, Ксан.
— Только тобой?
— Только тобой, — выдыхаю я.
Его палец набирает скорость, и он добавляет еще один, заполняя и вызывая эту туманную фазу. Фазу, когда все исчезает — ни звуков, ни запахов, ни зрелищ — по крайней мере, не из внешнего мира.
Все, что я чувствую, это его прикосновение, все, что я вижу, это его глубокие океанские глаза, все, что я слышу, это его дыхание.
Только он. Ксан. Когда-то мой лучший друг, затем мой мучитель, а теперь мое все.
— Ты слышишь звук своего возбуждения, Грин?
Он прикусывает мою нижнюю губу.
Мои щеки пылают, когда этот небрежный звук усиливается по мере того, как его пальцы входят и выходят из меня.
— Это симфония, созданная только для меня, — бормочет он. —
Я сжимаюсь вокруг его пальцев и дрожу, когда оргазм захлестывает меня, а затем погружает в свои тиски.
Как его слова могли поджечь меня без всяких спичек или бензина?