— Что?

— Детка, ты — единственная. — Он отключается, и мое сердце подпрыгивает к горлу. Что значит «единственная»? Он имел в виду то, о чем я подумала? Размышляя над его закодированным посланием, грызу ноготь большого пальца и начинаю засыпать.

Неужели я единственная?

Неужели он единственный?

Ох, черт возьми! Я правда хочу, чтобы он им был.

Глава 24

Сижу за столом, с головой погрузившись в грезы, в мозгу лихорадочно мечутся мысли о слове «единственная» и трахах в различных вариациях. Если — в моем идеальном маленьком мирке — у нас с Джесси завяжутся отношения, будут ли они все время такими? Джесси отдает приказы, а я — повинуюсь? Или так, или ко мне применят один из разновидностей траха, или начнут обратный отсчет и подвергнут пыткам, пока я не смягчусь или не заставят меня подчиниться. Не отрицаю некоторой доли забавы в части траха, но, отдаваясь, хочется получать и что-то взамен. А я не уверена, что Джесси знает, как отдаваться — если только это не один из его различных видов траха. Но у него это так хорошо получается. Я ощетиниваюсь, приходя к выводу, что, несомненно, так и есть, потому что он много практиковался. У меня в руке трещит карандаш. Что? Смотрю на расколотую деревяшку. О... боже.

— Ава, ты сегодня рано.

В офис заходит Салли, и я мысленно усмехаюсь. Вчера я увидела Салли совсем в другом свете.

— Да, рано проснулась, — отвечаю, желая добавить, что это по вине придурка-неврастеника, заставившего меня надеть в постель зимний джемпер, из-за чего я проснулась в луже пота.

Она усаживается за свой стол.

— Я пыталась дозвониться до тебя вчера, когда ты уехала.

— Да? — Я хмурюсь. Наверное, среди дюжины звонков от Джесси я упустила пропущенный от Салли.

— Да, вскоре после твоего ухода в офис пришел тот сердитый мужчина.