Уже последние пару недель это любимый вопрос нашей голубоглазки. Она была готова буквально по пятам ходить “за моим животиком” и прислушиваться, а не выдаст ли чего ляля в ответ. Пожалуй, больше, чем мы с Русланом, появлениЯ на свет малыша ждет только дочурка. Такая забавная, заботливая Роберта.

— Совсем скоро, сладкая, — поглаживаю по кудрявой головке свою любопытную непоседу.

Честно говоря, я очень долго опасалась говорить Ромашке, что у нее будет братик. Как мама заметила, дети в таком возрасте могут очень ревностно отнестись к новому члену семьи. Но это оказалось абсолютно не про нашу дочурку. Она была на седьмом небе от счастья и, кажется, прикипела ко мне только сильнее за эти месяцы.

Иногда смотрю на нее, на эти густые реснички, голубые глазки и пухленькие губки — она же моя! Нет, правда, моя копия. Не знаю, как у такой, как Нелли, получилось такое милейшее чудо, но тут, думаю, во многом заслуга Руса. Его воспитание, любовь и полная отдача всего себя своей семье.

— Мамоська, а посему он не пинается? — прикладывает ушко к животу Роберта, внимательно прислушиваясь и поглядывая на меня. — Он спит, да?

— Спит, мамочка сегодня всю ночь с твоим братиком проворочалась, — слышим неожиданное за спиной и оборачиваемся. В пороге с двумя букетами изумительных ромашек появляется наш любимый мужчина.

— Папоська! — по традиции заскакивает на руки к отцу Ромашка, встречая, а я, неловкая, как колобок. пытаюсь скатитЬся с дивана под тихий смех мужа.

— Смейся, смейся, вот родится, и ночами вместе будем смеяться, — бубню и, привстав на носочки, целую любимые губы. — Привет.

— Привет, — улыбается Рус, тяжело-тяжело вздыхая и отпуская дочурку с цветочками, которая тут же улепетывает на кухню за вазочкой.

— Ты сегодня долго.

— Сумасшедший день. Соскучился по вам ужасно, — ловит меня в кольцо рук, насколько позволяет моя “фигура”, Рус и утыкается лбом в мой лоб.

— Что такое? — обхватываю ладошками любимое лицо, на котором сегодня написана прямо вселенская усталость. И это заставляет напрячься. Неспроста так хмурится мой мужчина. — Что то случилось?

— Отец твой снова… пакостит.

— Да что же ему неймется-то опять? Все серьезно?

— Так, по мелочи. Но, Лис… — говорит и тут же поджимает губы мой муж, словно не хочет продолжать. Вот только сказанного уже не воротишь.

— Говори.

— Тебе нельзя волноваться и переживать.

— Вот после этих слов я уже волнуюсь и переживаю, Рус! — чуть отстраняюсь, заглядывая в его чарующие глаза. — Что?

— На Воротынцева завели уголовное дело. Где-то он серьезно прокололся, и ему светит срок… приличный срок.