— Если боишься потеряться, можешь взять меня за руку. — и Глебу при этом хватает наглости подшучивать надо мной?

— А здесь… никого кроме нас и вправду больше нет?

А что ему еще остается, как не посмеиваться над моей реакцией и не брать, как маленькую девочку, за руку самому, чтобы провести меня по этим мифическим переходам в свое темное царство бессмертного Архимага. Естественно, ничего другого, как семенить за ним следом мне и не остается, разве что только вертеть по сторонам головой, пытаясь успеть разглядеть освещенный приглушенным светом окружающий антураж с никогда еще до этого не виденными мною предметами элитной мебели. Даже не знаю, чем меня впоследствии приложило — огромной гостиной с огромным центральным камином из черной мраморной плиты с еще большим мягким уголком в виде черно-серых секционных диванов, обтянутых замшевой обивкой, или… то, как Глеб привычным для себя жестом скинул на стеклянную (надеюсь, все же стеклянную, а не хрустальную) столешницу журнального столика почти все содержимое своих карманов. Ключи, тяжелые брелоки со встроенными гаджетами, айфон и портмоне (в общем, все мальчишки — такие мальчишки…).

— Если ты еще не ужинала, в столовой должен быть накрыт стол. И нет, тут никого кроме нас больше не присутствует. Те, кто следят за квартирой и содержанием холодильников, всегда мною информируются, когда именно они могут здесь прибираться, а когда уходить на продолжительный выходной.

— А в этот раз? — я рассеянно глянула по направлению указанной рукой Глеба, заметив за сквозной "перегородкой" из невероятно большого плазменного экрана и черной горки-стеллажа под видео и аудиосистему достаточно просматривающиеся границы смежной комнаты. И-таки да, похоже, там располагалось что-то вроде еще одного помещения необъятных размеров, но с более современной меблировкой, включая огромаднейшую кухню темно-красной, почти кроваво-бордовой расцветки.

— Насколько долгим у них будет этот выходной?

— Все зависит от твоего дальнейшего желания остаться здесь или… — значит, попытки запугать меня так и не прекращались? Хотя уж очень странно он их подкрепляет. Притягивает меня (как обычно всю такую оцепеневшую и немощную) к себе головокружительно властным жестом и уже без каких-либо мешающих препятствий топит в своих ладонях мое обомлевшее от восхищения личико. А потом еще и добивает контрольным — затягивающим омутом своих бездонных глазищ. Тут уж по любому задохнешься и не захочешь всплывать, пока в глазах не помутнеет.

— Или сбежать отсюда в ближайшие десять минут.