Да, конечно, размечталась. Особенно после того, как я сделал пару грубых толчков, наконец-то ощутив головкой пениса умопомрачительную глубину бархатных стенок влагалища, еще и постоянно спускающих… бл*дь. После чего озверел окончательно, тоже уперевшись ладонью о стекло рядом с твоими дрожащими пальчиками, второй рукой насильно разворачивая твое перекошенное от сумасшедшего перевозбуждения личико к своему лицу, чтобы тут же впиться сминающим поцелуем в твои стонущие губки.

А вот это уже все. Полный и только обоюдный блэкаут. Когда за пределами нас двоих больше ничего и никого не существует, даже россыпи живых огней ночного города за огромными окнами. Вообще ничего. Пустота, вакуум, черная дыра. И только мы одни (или уже одно целое), в ее черном сердце, подобно его единственной бьющейся мышце, пульсирующей в унисон нашего общего сумасшествия. Прорастая друг в друга, сливаясь клетками тел и сущностей все глубже и неразрывней при каждом последующем толчке, ударе, несдержанном стоне…

Я уже и сам не понимал, как и где именно тебя трахал. Казалось, везде, где только можно и невозможно — в рот, в пи*ду, по всей поверхности кожи и под кожей, а мне все было мало. Мне хотелось проникнуть еще дальше, туда, куда еще никто не добирался (особенно мой отец) и никогда не сможет добраться, кроме меня. Не удивительно, что от такого напряжения во всем теле и чуть ли не бешеных толчков членом, я взмок практически моментально. Буквально в тебя вбиваться, одновременно сдерживаясь, чтобы, не дай бог, не кончить не в самый подходящий для этого момент, для такого во истину нужна нечеловеческая выдержка. Да еще и трахать языком твой рот. Похоже, я немного переоценил свои силы. Но остановиться все равно уже не мог. Тем более, когда вбирал твои усилившиеся стоны и эрогенную тряску практически всей своей кожей, а охренительные сокращения-сжатия тугих стеночек бархатного влагалища всем своим членом и вздувшейся до своих возможных пределов головкой. А как из тебя текло по моим яйцам… бл*дь…

Когда дрожь в твоих коленках (да и почти во всем теле тоже) ощутимо усилилась, и ты даже перестала отвечать на мой насилующий поцелуй, все чаще и чаще задерживая дыхание со стонами, прекращая мне подмахивать и явно теряясь в пространстве, тогда и мне пришлось на ходу переосмыслить эту ненормальную ситуацию. Я вытащил из тебя член, хотя ты при этом не до конца поняла, что произошло и почему тебе стало так резко прохладно, а потом и вовсе прервала все физические связи с окружающей реальностью. Мне пришлось развернуть тебя к себе лицом, подтолкнув еще ближе к окну и прижав спиной к массивной колонне межоконных перегородок, после чего присесть на корточки, чтобы снять с твоих почти парализованных ступней совершенно неудобные для таких экстремальных подвигов туфли. Не представляю, как за все это время ты умудрилась не подвернуть ноги и не упасть. Ты же сама была не своя, а сейчас так и подавно ни черта не соображала, интуитивно цепляясь за мои плечи и продолжая ненамеренно вздрагивать при каждом моем к тебе прикосновении и тех разрядов предоргазменной эйфории, которые все еще тебя не отпускали. Может только немного и, то ненадолго, пришла в себя, когда я снова встал, снова над тобой нависнув, припечатывая собой к теплому граниту колонны. В очередной сумасшедший момент, когда с одержимостью озабоченного психопата во взгляде полуослепших глаз вперился в твои распахнутые во всю ширь глазки с частично отсутствующим в этом мире взором. Но тебя затрясло еще до того, как я раздвинул твои ощутимо ослабевшие бедра своей ногой и уже секунды через две опять ввел в тебя свой член. Хотя поиметь тебя хотелось в очень большом количестве всевозможных поз, и чтобы в каждой из них ты очень бурно кончала, учитывая, сколько раз я рисовал все эти красочные картинки в своем извращенном воображении.